Михаил Толкач - Десантники Великой Отечественной. К 80-летию ВДВ

В одном из тяжких боев, кажется, под Игожевом: или Черной, он схлопотал осколок снаряда в руку. Врачи намеревались уложить связиста в лесной лазарет и отправить на Большую землю. Алексей Алексеевич – ни в какую! Осколок носил в кармане гимнастерки: «Покажу домашним, а то не поверят».

Командиры находились в снежном окопе. На сухом спирте Храмцов варил кашу в котелке.

«В нескольких шагах от нас упал вражеский снаряд, – пишет В.А. Храмцов. – Комом земли ударило меня в спину. Другим ошметком – по котелку. Пропала каша! Оглянулся – мертв капитан А.А. Громов. Накануне его ранило вторично. Нуждался он в срочной госпитализации. Доставили на временный аэродром. Сел в самолет У-2. На снегу сидела переводчица Ольга Валентиновна Таланцева. У нее сильно были поморожены ноги. Громов возмутился: «Мужчина впереди женщины?» Потребовал вынуть его из кабины. «Таланцеву, пожалуйста!» Вынули. «Спасибо!» – только и смог сказать Дранищев. И вот осколок фашистов нашел капитана днем позже».

…В санитарный лагерь на болоте Невий Мох спустя дней пять после Саши Тарасова и его боевых товарищей прибрели Белоусов и Топилин. Боевое охранение, задержавшее их, обратило внимание, что ни у того, ни у другого не было оружия. «Десантник без оружия?!» – удивились дозорные, но решили, что командиры разберутся.

Как и всех, кто прибывал в лагерь, их обогрели и подкормили, уложили спать. Дежурный по временной базе доложил капитану Жуку. «Здоровые?» – поинтересовался тот. «Своим ходом явились, товарищ комбат».

Утром первым завел разговор Топилин:

– Бросили нас. Ни жрать, ни спать, ни медпомощи, как людям. Чего мы ждем?.. Осталось нас, полудохлых и немощных, какая-то сотня. Что мы сделаем против немцев? У них – сила!

– У них и под Москвой была сила. Не забыл? – спросил бледный, обросший густой бородой Алдаров.

– Там регулярные части. А тут ждать нечего, кроме смерти. Бригада уже вышла к своим, а нас бросили. На гибель бросили!

– Что ты предлагаешь? – насторожился Алдаров.

Притихли ребята: чудовищно звучали эти слова. Здоровых в санитарном лагере почти не было. Каждый потерял не меньше пятнадцати килограммов – кости, обтянутые тонкой кожей. Изорвана в клочья одежда. Почти босые. У каждого обморожения. Врач бессилен всем оказать помощь. Вокруг весенние разливы. На лыжах едва пройдешь…

Молчание затянулось, и это ободрило Топилина.

– Были мы у немцев. – Он опять посинел, как в тот раз, когда струсил в самолете. – Не обидели. Кормят здорово. Шнапсом…

– Ты это брось! Разговорился, понимаешь! – Алдаров потянулся к поясу, где в ножнах торчала финка.

– А чего бросать?.. Саша Тарасов, Жорка Карпов, Иван Норицын у немцев – и ничего. Менял я женщин, как перчатки, тюрлюм-тюрлюм… Там много наших. – Белоусов победно оглянул парашютистов.

Услышав свою фамилию и знакомый голос, из соседнего шалаша выполз Александр Тарасов. За ним – Ваня Норицын. Позади говоривших встал Георгий Карпов…

Все были ошеломлены: как же так?.. Белоусов был затейником, весельчаком с баяном: «Синенький, скромный платочек…» Прыгал с парашютом, как все…

– Ты, шкура, где был? – Саша Тарасов рванул Топилина за меховой воротник куртки.

– Ах, гадина! – Алдаров размахивал финкой, стараясь дотянуться до Белоусова.

Подоспел Мотлохов из взвода разведки. Узнал незнакомца, встреченного им в лесу, припомнил пораженческие слова.

– Пошли!

Обоих говорунов доставили к шалашу, где ночевал обычно уполномоченный особого отдела Леонид Софронов.

Весть о происшествии взбудоражила обитателей санитарного лагеря. За жирную похлебку, за пайку хлеба изменить товарищам – скажи кто о таком месяц назад, тому глаза выцарапали бы. Чтобы советский десантник дрогнул перед фашистом, чтобы изменил Присяге, Родине?.. Такое считалось невероятным – молодежная же, комсомольская бригада! И не знали тогда ребята, что Белоусов ранее, еще под Черной, завел лыжников на огневые позиции врага, и многие смельчаки не вышли из леса…

В штабном шалаше собрались: Шебалков, Сиделкин, Жук и Софронов. Последний имел приказание Гриншпуна: «Задержать Белоусова!» Мнение было единодушным: измена присяге, предательство товарищей в боевых условиях.

Под вечер на краю поляны, что углом примыкала к гнилому болоту, были выстроены способные двигаться бойцы. Булькала позади осужденных трясина, тянуло оттуда затхлым.

– Именем советского народа… по изменникам Родины… Пли!..

Эхо выстрелов прокатилось по настороженному бору.