Вали Гафуров - Роман, написанный иглой

— Не буду… Не буду больше.

Они помолчали. Рустам о чём-то думал. Наконец он произнёс:

— Слушай меня внимательно, Катяджан. Мы с тобой выполняем особо важное боевое задание. Наши друзья погибли. Мы должны, мы обязаны выполнить задание. Ясно?

— Ясно.

— Я приказываю тебе, Катя, оставить меня здесь, в лесу… Мы ведь в лесу, не правда ли?

— В лесу.

Документы, взятые нами, надо во что бы то ни стало доставить нашему командованию.

— По как же ты, Рустам?!.

— Молчать! — крикнул Рустам и застонал. — Слушать боевой приказ. Сейчас же, немедленно уходи. Я остаюсь здесь. Прощай, Катя.

Рустам нащупал её руку, погладил.

— Прощай, Катенька. Будь осторожна. Если тебе удастся перейти линию фронта, ты сделаешь большое дело… — Он помолчал и добавил: — И может быть, только этим ты поможешь спасти и меня. Прощай.

Катя горько заплакала.

— Не надо плакать, Катяджан, — Рустам даже нашёл в себе силы пошутить, сказал? — Катя, будь мужчиной!

— Рустам… Давай спрячем документы… Перейдём линию фронта. А потом придут наши бойцы… Возьмут их.

— У русских есть хорошая пословица: «Хороша ложка к обеду». Документы необходимо срочно доставить нашему командованию. Как знать, мокнет быть, через два— три дня они превратятся в груду ненужных бумажек, Иди, Катенька.

— Я тебя не оставлю! — упрямо твердила Катя. — Не оставлю…

Рустам дрожащими руками вытащил пистолет.

— За невыполнение боевого приказа!.. — Он как-то жутко захрипел, тихо охнул и, упав навзничь, потерял сознание.

Катя утёрла слёзы, нацедила из родничка воды во фляжку, приложила её к разбитым, окровавленным губам сержанта. Рустам судорожно глотнул раз, другой, пришёл в себя.

— Иди… Иди, Катя. Приказываю!..

Аня-разведчица, крохотная девчушка лет семнадцати, изображала из себя юродивую. В рваной шубейке, простоволосая, она бродила по деревне, расположенной неподалёку от минного поля, на котором подорвался «оппель», и, напрягая память, мобилизуя все свои более чем скромные знания немецкого языка, прислушивалась к разговорам немецких солдат.

Гитлеровцы только и толковали об утреннем происшествии. Шутка ли! Партизаны похитили какого-то важного оберста. Правда, утащить им его не удалось. «Оппель», спасаясь от погони, выскочил на минное поле и взлетел на воздух вместе с пассажирами.

Девушка зашла в чайную, пристроилась в уголке. Собственно говоря, чайная — это до войны, а нынче чайная называлась помпезно и глупо:

РЕСТОРАН Г-НА СИВЫ И К°

«Г-н Сива» — красномордый толстяк со свинячими глазками — орудовал за стойкой, дочка его, перезрелая девица с отвисшей грудью, обслуживала столики, а также (только для господ офицеров!) занималась амурами по умеренной таксе. Здесь вечно торчала гитлеровская солдатня, и поэтому Аня решила заглянуть в заведение господина Сивы.

Увидев юродивую, г-н Сива сделал страшную рожу и замахал коротенькими ручками, словно отгонял от себе нечистую силу.

— Геть!.. Геть отседа.

Солдатня загоготала. Здоровенный фельдфебель, покачиваясь, подошёл к стойке и на чудовищном русско-украинско-немецком языке стал втолковывать господину Сиве:

— Мы имеем бачить айне… как это… плияска. Ферштанден?

Сива засуетился, угодливо изгибаясь, несмотря на огромный, как у беременной бабы, живот, затараторил:

— Айн момент… Айн момент, — и тут же Ане: — А ну, придурок, спляши. Господа немцы желают лицезреть. Пляши, тебе говорят. Чаю с хлебом дам. Пляши!

Аня скорчила глупую гримасу, запела «Цыганочку» и прошлась по кругу, затрясла плечами, захлопала в ладоши.

Танец удался на славу. Солдатня ржала от удовольствия, орала, топала ногами. Господин Сива оказался человеком слова. Вислогрудая дочь его принесла стакан чаю с сахарином и ломоть хлеба. Аня забилась в уголок, притихла. Неподалёку от неё сидел тот самый фельдфебель, который «имел бачить плияска», и его приятель — рядовой солдат в мундире с иголочки, должно быть, какой-нибудь штабной писарь. Они лихо лакали самогонку, пьянели и толковали об утреннем происшествии.

— Говорят, — тяжело отдуваясь, прохрипел фельдфебель, — говорят, будто один из злоумышленников всё же уцелел и скрылся в лесу.

— Чепуха, — перебил его писарь.

— Говорят, они выкрали какие-то документы?

Писарь приложил палец к губам, сделал трагическую мину.

— Тссс… Об этом молчок, в противном случае камрады из гестапо шкуру с нас спустят.

Как ни была взволнована Аня трагической гибелью разведчиков, она не могла сдержать радостного возгласа. Хорошо хоть, что немцы восприняли его, как очередную блажь юродивой. Неужели и в самом деле кто-то из разведчиков остался жив! Не всё потеряно, документы ещё могут очутиться по ту сторону фронта!