Вали Гафуров - Роман, написанный иглой

Вот и сегодня Рустам не изменил своей привычке, ставшей каждодневной потребностью. Пробежав пальцами по названию книги, он убрал руку и поднёс обложку к глазам, чтобы разглядеть те точки, которые обозначали так знакомые на ощупь буквы. Но тут же вспомнил предупреждение профессора о том, что ему нельзя пока перенапрягать ещё неокрепшее зрение, и быстро положил книгу на столик. Об этом же говорил и первый его учитель Шамурад Кучкаров. «Система Брайля, — предупреждал он, — разработана для того, чтобы читать и писать не обычным способом, не глазами, а пальцами. Только пальцами. Читать эти буквы так, как читают обыкновенное письмо, даже если зрение не совсем утеряно, категорически запрещается. Потому что для глаз вредно беспрерывное напряжение, когда на гладкой и светлой поверхности бумаги надо разглядывать едва приметные выпуклости, похожие друг на друг сочетания точек. Можно, конечно, понять человека, начинающего после лечения немного видеть. На радостях он отказывается от ставшего для него привычным способа писать и читать. Однако при этом рискует снова, и может быть навсегда, остаться слепым. Очень рискует…»

«Нет, риск в моём положении — мальчишество, непозволительная роскошь», — внушал себе Рустам, когда его снова подмывало увидеть то, что «видели» пальцы.

Лучше потренироваться в письме. Иначе задуманная книга так и останется в голове отрывочными мыслями, разрозненными сценками и образами, которые, если хотя бы начерно не перенести их на бумагу, тускнеют, теряют свежесть и жизненность. Рустам писал долго, до тех пор, пока у него не заломило от усталости руку и не начало сводить судорогой пальцы. Но за три-четыре часа почти беспрерывного труда он смог заполнить буквами-точками лишь две страницы.

Мало! Но ничего, раньше и того меньше удавалось. Следует больше тренироваться. В клинике Рустам полностью спланировал в уме свою будущую книгу, даже предварительно её «написал». Теперь надо поскорее закрепить в заветных точках, воплотить в слова, которые жгли сердце, просились к людям.

Работа Рустама преображала. Лицо его, будто повторяя отсвет ложащихся на бумагу картин и событий, то светлело, то застывало в суровом напряжении, то искажалось мучительной болью, то снова расцветало в счастливой улыбке.

До обеда он написал ещё несколько страниц и, отложив их в сторону, сам себе разрешил немного отдохнуть. Только он встал от столика, как в комнате появилась Мухаббат, прибежавшая с поля проведать их с сынишкой.

— Эх-хе, да тут работа прямо-таки кипит! — удивлённая и искренне обрадованная, воскликнула она. — А я — то думала, что мой муж изнывает в одиночестве от скуки.

Мухаббат подошла к столику, наклонилась и потрогала руками испещрённые точками листы бумаги.

— Нет, теперь мне скучать некогда, — не без гордости сказал Рустам, потом вздохнул и добавил: — Только, честно признаюсь, страшновато мне… Я ведь в жизни даже маленького рассказа не написал. Да что там рассказа, — простой газетной заметки… Как бы труд не пропал даром. Очень уж он дорог мне.

— Надо писать, Рустам-ака. Новое всегда пугает. Да и не только новое… Мы с вами, каждый по-своему, прошли и пережили войну, долгую, страшную. Что помогло нам выстоять? Вера! Большая и светлая. Вам — в справедливость и вечную нерушимость дела, которое вы защищали, вера в скреплённое кровью и страданиями фронтовое братство, в неминуемый крах фашистского зверя, в светлое солнце победы. Мне — вера в то, что и мы в тылу делаем всё, что от нас зависит, чтобы поскорее взошло это живительное солнце, вера в вас, в любовь нашу и будущее счастье. И вы, и я верили в большое, настоящее… А разве нынешняя ваша работа — не большое, не настоящее дело? Это же будет пусть и скромным, но памятником всем стоявшим насмерть и выстоявшим в жестоком пламени войны. Памятник и тем, кто вернулся к мирному труду под шелест победных знамён, и тем, кто прекрасными жизнями своими заплатил за свободу и счастье родного народа, любимой Отчизны…

— Как ты хорошо говоришь, Мухаббат! — искренно восхитился Рустам. — Именно эти мысли и чувства я и хотел бы выразить в своей книге. Каждое слово твоё вливает в меня по живительной капле сил и уверенности.

— Ну и замечательно! Только, Рустам, и беспрерывно писать не годится. Надо и с собой немного считаться, об отдыхе думать. Для пользы того же дела… Приходите к нам в поле, побеседуйте с людьми, посмотрите, как зеленеет хлопок, свежим воздухом подышите. Это ещё больше прибавит вам сил и бодрости.