Вали Гафуров - Роман, написанный иглой

Молодые, как и водится, оказавшись в центре всеобщего внимания, чувствовали себя скованно, глаз па гостей не поднимали, краснели от каждого слова и тем более шуток, не всегда безобидных.

В это время вступил в свои права возглавляемый Азизой кружок художественной самодеятельности. Под чарующие звуки музыки зазвучал чистый и звонкий голосок Гульчехры. Стоя рядом с музыкантами, она вдохновенно исполняла песню «Поздравление со свадьбой». Песня задевала в душах самые чуткие, самые сокровенные струны. Она волновала, будила счастливые воспоминания, рождала светлые надежды. Слова и мелодия её, словно живительные струи весеннего ливня, смывали с сердец всю усталость, все заботы тяжёлых будкой, мрачные мысли и недобрые предчувствия. Понимая это, Гульчехра пела ещё самозабвеннее, словно жаворонок, упивающийся красотою мира, купающийся в золотистых лучах щедрого солнца.

— Вырвалась птичка из клетки, — шепнул Сабир-джан всецело поглощённому звуками песни Рустаму. — Видишь, как ликует…

— Что? — будто очнувшись от волшебного очарования, спросил Рустам.

— Да я про Гульчехру говорю… Расцвела вся после недавней домашней каторги. Вырвалась птичка из клетки.

— А что, они разошлись? — удивился Рустам.

— В колхозе у нас много интересных перемен, дружище. Ведь Мирабида и Хайдарали посадили. Если правду говорят люди, в день суда он и отказался от Гульчехры. Сейчас она снова у отца живёт, а работает в бригаде Мухаббат.

— Ну и хорошо, что так получилось, — удовлетворённо заметил Рустам. — А то она у этого изверга и в самом деле словно невольница жила.

— Об этом я и говорю. А голос-то, голос какой! Страшно подумать, что до сих пор он жил не для песен, а лишь для слёз и причитаний.

За столом поднялся со стаканом в руках Халмурадов.

— Товарищи!..

Ои откашлялся, помолчал некоторое время.

… Вот и рождается у нас новая счастливая семья. Трудно, очень трудно шли к своему счастью молодые. И причиной тому — война, будь она навеки проклята! Но теперь над нашими головами — чистое небо, страна залечивает раны. Начали рубцеваться они и в наших душах. Пусть же в них теперь будет всегда безоблачно и радостно. Любви и мира вам, дорогие мои, и много-много детой. Яслями обеспечим. Правда, тётушка Кунпаш?

— Сущая правда! — со смехом подхватила женщина. — Если будут стараться — целую комнату выделю и персональную воспитательницу. А не будет получаться на первых порах, могу и советом помочь.

Грохнул неистовый хохот, Света мучительно, до слёз покраснела и ещё ниже опустила голову. Фазыл натянуто улыбался, тоже отчаянно борясь со смущением. Руки его нервно теребили края скатерти.

Смех постепенно утих, на все лады зазвенели стаканы, рюмки, пиалушки.

— Горько-о-о!! — неожиданно грохнул от калитки бас Ильяса-палвана, да так, что, казалось, посуда на столах звякнула. — Получайте, голуби, телеграмму и мои личные поздравления.

Он протянул Свете букет роз, а перед Фазылом поставил невиданную в кишлаке бутылку коньяку.

— Штрафную ему! — крикнул Рустам.

— Вы, товарищ Шакиров, меня с кем-то путаете, наверное? — напустив на себя официально-важный вид, проговорил Ильяс. — Спросите, кто из сидящих здесь скажет, что я хоть каплю в рот беру. Нехорошо, товарищ Шакиров, нехорошо подрывать авторитет старых друзей!..

Снова послышался смех.

Между тем Халмурадов развернул телеграмму. Во дворе сразу наступила тишина.

«Дорогие дети, — начал читать парторг. — Всей души поздравляем тчк будьте счастливы тчк…»

Потом не выдержал, прервал чтение и сказал с деланным возмущением:

— «Тчк», «тчк»! Язык сломаешь. Я буду без всяких «тчк» читать… «Папа командировке. Приедем попозже. Сообщаю радостную новость. Зое двадцать шесть лет. Училась Украине сельскохозяйственном институте. Отец Кузьма Яковлевич. Подробности письмом или при встрече. Целую мама…»

— Ур-ра! — крикнули одновременно Мухаббат со Светой и стали обнимать друг дружку.

В кишлаке многие знали о трагической судьбе Долговых, и потому весь двор сразу загудел в радостном возбуждении. Хоть и начали заживать нанесённые войной душевные раны, но память о ней всё же была пока свежа. И потому каждый из колхозников от всего сердца радовался за Зою Кузьминичну, Кузьму Яковлевича, Марию Долгову. На какое-то время даже забыли, что собрались-то они сюда всё-таки на свадьбу. Первым напомнил об этом всё тот же Ильяс-палван.

— Хоть и доволен я, — зарокотал его бас, — что мои вести так радуют всех вас, только не люблю, когда порядка на свадьбе нет, когда команды не выполняются… — И вдруг так грохнул: — Горька-а-а!!! — что посуда на этот раз и в самом деле звякнула.