Анатолий Полянский - Война - судья жестокий

— Надо, наверное, поближе подобраться к подполковнику Хомутову. Что-то подозрительное есть в его поведении.

— У меня тоже относительно Хомутова есть некоторые соображения, — отозвался Шелест, закуривая. — Я смотрел его личное дело. Там все в ажуре, двадцать четыре года безупречной службы. Был в Афганистане, награжден медалью «За боевые заслуги». Ухватиться не за что.

— А машина?

— Какая машина?

— У него новенькая иномарка. С помощью солдатиков, бесплатной рабочей силы, дачку шикарную построил. Говорят, от трудов праведных не наживешь палат каменных. Оклад начальника артвооружения не столь велик…

Шелест посмотрел на меня уважительно:

— Из тебя, Костя, действительно может получиться хороший сыскарь. Откуда сведения?

— Ребят расспрашивал — штабных писарей, приятелей из комендантского взвода. Солдаты все замечают.

— А может, Хомутов наследство получил? — прищурился Шелест.

— Ну да, в кустах случайно оказался рояль.

— Вот тебе и задание: постарайся установить источники доходов Степана Ивановича Хомутова.

— Согласен. Только разрешите заняться этим завтра, — попросил я. — У нас сегодня репетиция. Готовим концерт к смотру художественной самодеятельности.

— Ты что, главный солист?

— Не то чтобы солист. Пою немного и на гитаре играю…

Я бы, конечно, наплевал на репетицию со всей самодеятельностью вместе взятой, но в клуб наверняка придет Надюша, Надин. Она тоже солирует в хоре, а видеть ее стало для меня неодолимой потребностью. Как это случилось, сам не пойму. Не скажу, чтобы я до двадцати пяти оставался невинным младенцем. Девчонки у меня были, но ни одна, с кем я проводил время, по-настоящему не зацепила. Самолюбию, конечно, льстило, что смазливенькие в тебя влюбляются. Парень я вроде ничего: и внешностью, и статью Бог не обидел. И силенкой тоже. Недаром три года самбо занимался. Рожа, говорят, пригожа, интеллект на ней просматривается. Мне же лично девчата нравятся фигуристые и маленькие. Дылд не люблю.

Надин, надо сказать, ничем особо не выделялась. Росточком, правда, была невелика, но на мой вкус плосковата, да и блеклая какая-то. Волосы льняные, словно выгоревшие, брови такие же бесцветные, грудь едва заметна. Короче, на подростка похожа, не на замужнюю женщину… Такой она, по крайней мере, показалась, когда я ее впервые увидел. Произошло это благодаря капитану Боярышникову, внявшему моему нытью о неудобстве составлять ему конспекты в канцелярии, где вечно толчется народ.

— Ладно, — согласился капитан, — пойдешь ко мне домой. Там тихо. — И, позвонив жене, сказал: — К тебе, Надюша, солдат придет по фамилии Иванцов. Пусть за моим столом поскрипит пером… Ну, иди, — кивнул он мне. — Жену зовут Надеждой Кондратьевной.

Обрадовавшись, я немедленно смылся из казармы и отправился на квартиру ротного. Дверь открыло совсем юное существо. Я грешным делом подумал, не ошибся ли адресом?

— Вы Надежда Кондратьевна? — растерявшись, спросил я.

— Она самая, — весело ответила тоненькая девчушка. — А что, не похожа на хозяйку дома? И зачем так официально? Можно просто Надя, мы наверняка ровесники.

— Мне уже четверть века стукнуло, — сказал я почему-то сразу охрипшим баском.

— Я угадала. — Смех ее зазвучал как колокольчик. — Ты кто по гороскопу? Лев? А я сентябрьская, значит Дева. Как зовут тебя, Константин?.. Есть хочешь, Костя?

— Нет, только позавтракал, — деликатно отказался я.

— Смотри, а то у меня пельмешки, любимое блюдо благоверного. Он их обожает, говорит, что готовлю их бесподобно. Может, попробуешь?

— Ладно, давайте, — осмелел я, встретив столь доброжелательный прием. Да и какой солдат, сидящий на «баланде и шрапнели», откажется от домашней готовки?

Она наложила полную тарелку пельменей, достала из холодильника банку сметаны и все это придвинула ко мне.

Двигалась Надин, как я ее сразу почему-то окрестил, легко и быстро. Подумал, она наверняка хорошо танцует, — и не ошибся. Надюша, как оказалось, два года училась в балетной школе и прекратила занятия, потому что сломала ногу, попав в автоаварию. Хотела стать актрисой и после неудачи с балетом даже поступила в молодежную студию при знаменитом Ярославском областном театре имени Волкова. А вот в Москве никогда не бывала, о чем неоднократно потом говорила мне, столичному жителю, несколько задиравшему по этому поводу нос.

Отца Надин не знала. Была плодом пламенно вспыхнувшей страсти женщины, быстро разочаровавшейся в своем избраннике. Роман кончился, едва начавшись, и ничего, кроме обид, не принес, так что Надин воспитывалась матерью-одиночкой, учительницей начальных классов.