Владимир Поляков - Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно»

27мая Ермаков произвел очередную запись в дневнике: «На Горелом лагере расстреляли Барановского Игоря Зиновьевича за разграбление наших маленьких баз — муки 40 котелков и сухарей —115 котелков…»

«По воспоминаниям бывшего командира 2-й бригады Н.К. Котельникова, личный состав отрядов, которыми командовал Барановский, относился к нему с уважением, зная, что продукты, оставшиеся у него, всегда будут израсходованы на питание уходивших на задание разведчиков, раненых и больных партизан. Они знали твердо, что Барановский для начальства не «отстегивал» ничего, что сделало его белой вороной в глазах командования и вызывало бесконечные с ним стычки» [83].

Вот фрагмент из воспоминаний начальника разведки 4-го отряда Николая Колпакова. Хочу подчеркнуть, что в данном случае речь идет об одном из самых лучших отрядов, об отряде, которым командовал Ф.И. Федоренко. «В ночное время в штабную палатку буквально вбежал дежурный по лагерю и доложил, что он видел, как от места захоронения умерших от голода партизан четыре человека проследовали в палатку нашего отряда. Осмотрев палатки, я наткнулся на противогазную сумку, при прикосновении к которой почувствовал, что в ней мясо».

В результате проведенного расследования выяснилось следующее: «Один из партизан как-то рассказал, что в 1933 году жил на Украине, перенес голод. Как бы между прочим, сказал, что те, кто ел мясо умерших, остались живы, а те, кто не ел — умерли голодной смертью. Нам, мол, тоже это грозит со дня на день.

Под впечатлением услышанного четыре партизана решили спасти себя от голодной смерти употреблением мяса умерших партизан. Три ночи они приносили мясо, готовили вместе с выданной им мукой и ели. Другие партизаны участия не принимали, к мясу не прикасались. Несмотря на то, что все это делалось открыто, на их глазах, никто не решился остановить уголовно наказуемые действия четырех, все заняли нейтральную позицию» [75, с. 73].

Вероятно, об этих же случаях сообщают и архивные документы: «27 августа 1943. Справка о личном составе 4-го партизанского отряда: убито в боях — 14, умерло с голоду — 6, пропало без вести — 2, расстреляно за людоедство — 3 человека».

«8 февраля 1943 г. во II секторе были застигнуты на месте преступления 12 партизан, потерявших от голода человеческий облик. Шесть из них, замеченных в таких действиях повторно, по приговору военного трибунала были немедленно расстреляны» [83].

Наиболее ярко представление о том, что в те месяцы происходило в Крымском лесу, дают воспоминания Алексея Ваднева. В бою он был тяжело ранен, и товарищи перенесли его на Яман-Таш.

«Командир диверсионной группы Бартоша пришел к Соловью и сказал, что забирает меня к себе. Прожил я у диверсантов дней пять, как группа Бартоши уходит на операцию. Он оставляет мне кусочек мяса и говорит:

— Вот, Саша. Дождешься, пока приду, будешь жить, не дождешься — умрешь.

Бойцы принесли в землянку дров, и я поддерживаю слабый огонь, чтобы не замерзнуть. Прошло дня два. Кушать уже нечего. Уходя на операцию, Харин надел новые постолы, а старые оставил. Я взял половину постолов, зажарил, покушал. Подумал о том, что группа может не вернуться и завтра, и потому оставил вторую половинку на следующий день.

На второй день доел постолы. На третий день совсем нечего было есть. Вечер наступил — нет Бартоши. Мне жалко и умирать от голода не хочется, но все-таки думаю — умирать придется. Я считал, что лучше погибнуть от пули, чем от голода, но более пятидесяти метров я не пройду.

Утром пронесся слух, что Исаков пригнал барашек. Я думаю: «Пришлют мне кусочек мяса или нет?» присылают мне из штаба района баранину. Я зажарил ее, поел. Говорят, на наш отряд досталось девять баранов. Мне дали мою порцию — четверть барана.

А вдруг, думаю, Бартоша с пустыми руками вернется. Стал я ему варить. Вечером группа вернулась, пригнали корову, лошадь и барашек. Пришел Шевцов и, не зная, что я уже сыт, приносит мне кусочек мяса и говорит: я шел и все время к тебе спешил.

Я протягиваю ему котелок и говорю: «Кушай скорее мясо, я уже поел».

Ваня поел и я с ним тоже. Приходят Бартоша и Дудченко. Спрашивают: Жив? Ну, давай скорей жарить.

Я отвечаю: уже для вас пожарил.

Бартоша говорит: «Я взял лашонка и потихоньку от всех отвел, зарезал и спрятал, теперь будем жить на этом лашонке. Когда нужно будет, сходим и принесем.

Из сектора принесли немного муки. Досталось на шесть человек по два котелка. Стали варить не то мамалыгу, не то затируху. Мне стало лучше, я начал ходить» [22, с. 46].