Максим Шахов - Концентрация смерти

– Почему сразу не сказал? – насторожился Кузьмин.

– Сперва не до того было. А потом подумал, что не поймете – мародерство, как-никак. Одно дело у мертвого фрица оружие, боеприпасы, харчи, наконец, или курево забрать, а вот деньги – совсем другое. На нем еще часы были, золотые вроде, я их не тронул.

Несмотря на трагизм ситуации, Кузьмин улыбнулся, такой щепетильности от Фролова он не ожидал.

– Деньги – это половина дела. Да и часы нам не помешали бы. Если нужно, можно было бы и аптеку ограбить, – вновь посерьезнел Аверьянович. – В городке она наверняка есть. А вот соваться туда в таком лагерном виде – это лишнее. Городок небольшой, все друг друга знают. К чужаку большое внимание. А тут еще в аптеку не с оккупационными деньгами, а с рейхсмарками заявишься. Полицаи тебя вмиг схватят.

– Я уже все продумал, – Фролов прошелся по склепу, остановился у гроба, который поместили в нишу только сегодня. – Пан состоятельный был, – он постучал по торцу гроба. – Помоги-ка вытащить.

Кузьмин не спорил, лишь удивлялся непоследовательности Ильи. Тот то стеснялся признаться в том, что забрал у убитого эсэсовца деньги, то предлагал ограбить мертвого мирного поляка прямо в семейном склепе. Гроб с телом казался неподъемным. Илья и Кузьмин чуть не упустили его, когда тот выскользнул из ниши. Сели на него, отдышались. Резец вошел в щель между крышкой и гробом. Противно заскрипели глубоко загнанные гвозди.

– Снимай.

Вдвоем беглецы отвалили крышку. Покойник лежал в гробу, как живой. Казалось, он прямо сейчас встанет и возмутится, что потревожили его покой. Одет он был с иголочки. Тот же костюм-тройка, что и на фотографии. Белоснежная рубашка и галстук-бабочка. В манжетах блестели серебряные запонки.

– Извини, пан, но тебе уже все равно, в чем в гробу лежать, – обратился к мертвецу с покаянием Илья. – А нам твое барахлишко пригодится. Не ради наживы берем, человека спасти надо.

Первым делом Фролов осторожно вынул из рук покойного бумажную иконку. Тело уже успело окоченеть, а потому снимали одежду долго.

– Смотри, не порви. Зашить у нас нечем, – предупреждал Кузьмин.

Наконец, покойник остался лежать в гробу в одном белье. Фролов сложил ему руки и сунул в пальцы иконку. Крышку гроба вернули на место. Илья одевался, Кузьмин помогал ему. Все пуговицы были застегнуты, Илья натянул немного свободные ему ботинки. Фролов повернулся и спросил:

– Ну как?

– Впору, – оценил обновку Аверьянович. – А смотришься ты так, что тебя хоть прямо сейчас на бал вести можно.

– Или на кладбище свезти, – пошутил Илья.

– Вот только небритый ты, морда страшная, – водя свечкой у самого лица Ильи, признал очевидное Кузьмин. – И глаза, как у каждого лагерника, от голода блестят.

– Это поправимо, – Фролов уже изучал карманы покойного.

Денег там ожидаемо не нашлось, зато родственники решили отправить главу семьи в иной мир вместе с очками. Они лежали в узком кожаном футляре вместе с авторучкой и напечатанной на листке бумаги молитвой. Илья нацепил очки, поморгал.

– Ну, ты прямо профессор. Не скажешь, что еще вчера лагерную баланду хлебал, – покачал головой Кузьмин. – Вот только побриться тебе все же надо.

– Резец острый, – засовывая инструмент в карман, сказал Илья. – Побриться им не проблема.

Вдвоем мужчины с трудом подняли бетонную плиту, сдвинули ее в сторону. Илья выбрался в часовню, выглянул. На кладбище было пусто. Только сейчас беглецы сообразили, что поставить плиту на место вдвоем они еще смогут. А вот один Кузьмин снизу ее уже не поднимет.

– Ты там поосторожнее, – напутствовал Аверьянович Илью. – Если не вернешься, мы тут с Мишей навсегда останемся.

– Обязательно вернусь. Что со мной станется? Одна нога здесь, другая там, – Илья глянул на солнце, клонившееся к западу. – Еще засветло обернуться успею.

Он подцепил ломом плиту за кольцо, упер острие в каменный пол. Кузьмин помогал снизу. Плита с черепом и скрещенными под ним костями с тихим скрежетом стала на место.

Илья опустился на колени, постучал по плите рукояткой резца.

– Чего тебе? – раздалось из-под земли.

– Я, когда вернусь, постучу вот так, – прошептал в щель Фролов и отстучал рукояткой дробь – три длинных удара и три коротких. – Запомнил?

– Понял.

– Тогда до встречи. Тихо сидите.

– Это уж как получится. За Прохорова ответить не могу.

Фролов подошел к небольшому алтарю, посмотрел на свое отражение в стекле иконы. Из-за диоптрий в чужих очках мир расплывался перед глазами, становился нечетким. У самого бывшего разведчика зрение было в норме. Очки легли на каменную полочку. Выглядел Фролов «запущенно». Взъерошенные волосы торчали во все стороны, черная щетина укрывала щеки и подбородок.