Максим Шахов - Концентрация смерти

– Вот-вот. Наш советский народ на фронтах кровь проливает. По немецким лагерям вшей кормит, от голода мрет. А они здесь прогулки с поцелуями устраивают, танцы-обжиманцы, – возмутился Илья. – Мы им должны победу над Гитлером на блюдечке принести, а они еще свои буржуйские рожи воротить начнут. Небось, молчать не станут, когда их немцы спросят.

– Илья, злой ты какой-то. Тебе судьба подарок сделала. Ты на воле оказался. Не завидуй другим. Может, они в сопротивлении участвуют, а любовь у них только прикрытие? Ты смотрел, что у них в лодке спрятано?

Фролов недовольно морщился. Короткий эпизодик из мирной жизни разбередил ему душу. Почему-то ему казалось, что во время войны нужно только о ней и думать. И если ему самому плохо, то должны страдать и все остальные.

– Долго плыть по реке опасно. Это как по рельсам ехать. Рано или поздно перехватят. При первой возможности на берег выбираемся, – распорядился Прохоров. – Лодку по течению пустим, чтобы не поняли, где мы высадились.

Шест глубоко вяз в иле, продвигаться вперед стало сложнее. Фролов вытер пот со лба, передал шест Кузьмину.

– Ты хоть и постарше, но мужик крепкий, поработай, я уже все руки себе стер, – подул он на ладони, присев на скамейку напротив Михаила, и сразу же принялся тревожно говорить: – Вот тут ты, командир, прав. Надо тактику менять. Слишком ладно у нас все пока выходит. При отступлении главное – противника с толку сбить, хотя бы на шаг в стороне оказаться от того места, где он ожидает твоего появления. Иначе пропадешь.

– Мы не отступаем, разведчик, а бежим. Это разные вещи…

Договорить Прохоров не успел. Высоко в небе прорезался звук мотора. Легкий самолет с открытой кабиной пилота и с тевтонскими крестами на крыльях показался на небосклоне раньше, чем лодку успели глубоко загнать в тростник и замаскировать. Да и это бы не помогло – сверху легко заметить такое укрытие.

Фролов воткнул шест в ил, все трое беглецов лихорадочно заворачивали на себя высокий тростник. Безразличный и даже мирный звук самолетного двигателя стал агрессивным. Старый аэроплан, опустив нос, рванул к земле. Он прошелся низко, почти над самыми головами, и вновь взмыл в небо, пошел на разворот.

– Это наблюдатель, разведчик. Все прочь из лодки, прячемся по одному! – приказал Прохоров и тут же перевалился через борт.

Ноги вязли, от погружения в трясину спасали лишь переплетенные корни тростников. По пояс в воде Михаил пробирался сквозь заросли, за собой он слышал тяжелое дыхание и невнятные ругательства товарищей. Аэроплан уже развернулся и приближался. Черный крест тени самолета накрыл тростник. Один за одним раздались взрывы гранат. Первая взорвалась еще в воде, подняв столб брызг, а вот вторая угодила прямо в цель, от лодки полетели во все стороны обломки.

– Сука поганая, – только и проговорил Прохоров, поднимаясь из воды. – Все целы? – крикнул он.

Справа закопошился Кузьмин, Фролов уже приближался к Михаилу, широкими движениями разгребая растительность. Звук самолета удалялся. То ли у пилота старого аэроплана не было с собой больше гранат, то ли он посчитал, что справился с задачей, и возвращался на аэродром сообщить, что обнаружил беглых пленных.

– Ас, – все же уважительно оценил работу врага Прохоров. – Я бы так на этой этажерке не смог. Скоро станет неуютно, – подвел он итог. – Будем надеяться, что у него нет рации. В таком случае получаем небольшую фору.

Хлюпала под ногами вода, трещал тростник. Мужчины тяжело дышали, но никто и не думал останавливаться. Только вперед – прочь от реки. Мешки с провизией и оружием, казавшиеся до этого чрезвычайно легкими, набирали для беглецов вес. Порванное собакой плечо Михаила горело огнем. Но желание выжить, уйти от погони заставляло двигаться. Наконец, вместо воды под ногами уже просто хлюпала грязь. Вскоре беглецы выбрались на небольшой луг, поросший нереально зеленой сочной травой. Впереди возвышалась гряда невысокого вытянутого холма. Что за ней, из всех троих не знал никто. Карты не имелось, о местности убежавшие из лагеря не имели ни малейшего представления. Луг явно располагался неподалеку от какой-нибудь деревни. В траве виднелось немало подсохших коровьих лепешек.

Немного полежали на траве, отдышались.

– Пошли, – хрипло проговорил Прохоров. – Только осторожно, сразу не высовываться.

Поднялись на холм, последние метры преодолевали ползком. С вершины открылась панорама. Река делала изгиб. На полуострове стояло несколько домов – то ли хутор, то ли небольшая деревня. За ней синел лес, справа от которого тянулись узкие полоски земляных наделов. Вдоль них по проселку пылило три военные машины с затянутыми брезентом кузовами, они шли за легким броневиком, над которым покачивалась длинная антенна.