Максим Шахов - Концентрация смерти

Часть пленных бросилась в сторону взрыва, туда, где еще клубилась густая пыль, часть рванула назад в бараки. С вышек зазвучали автоматные очереди. Люди, бегущие к колючке, падали, но уцелевшие отчаянно стремились вперед, несмотря на то, что пробираться приходилось по трупам под градом пуль.

Илья, Михаил и Кузьмин оказались у самой колючки, первый ее ряд, тот, по которому был пропущен ток высокого напряжения, оказался смят упавшей вышкой, проволока искрила.

– Осторожно, – крикнул Аверьянович. – Перебираться по бревнам вышки, они сухие, иначе убьет.

Свет одного из прожекторов метнулся, ударил по беглецам. Прохоров обернулся, вскинул рогатку. Просвистела выпущенная из кожаного вкладыша увесистая гайка. Зазвенело разбитое стекло, свет погас.

– Не зря в детстве у хулиганов научился фонари в парке бить, – в запале выкрикнул Прохоров, забираясь на бревна поваленной вышки.

Внизу искрило электричество, наплывала пыль, поднятая взрывом гремучей смеси, воняло… Сзади строчили автоматы, кричали умирающие и раненые. Но впереди ждала свобода. Сколько она продлится? Этого никто не мог сказать. Возможно, всего несколько секунд или минут. Возможно, день-два. Но человек всегда надеется на лучшее, ему кажется, что смерть – это то, что случается с другими, но не может случиться с ним самим.

Теперь пули свистели уже совсем рядом. Пока еще спасала пыль, не давала охране прицелиться. Прохоров спрыгнул на землю, перерезал самодельными кусачками колючую проволоку второго ряда, нырнул в образовавшийся проем, оцарапав лицо.

Оказавшись за третей линией, он, наконец, обернулся. Кузьмин спрыгнул с бревна, Фролов уже перебирался через второй ряд ограждений. На поваленную вышку карабкались пленные, кому посчастливилось добраться сюда от бараков. Они падали, их косили автоматные очереди. Искрила проволока, в воздухе разносились стоны, крики и проклятия.

«Все пока целы», – подумал Прохоров.

Почему-то в мыслях он уже отделял себя и своих товарищей от остальных узников лагеря.

Все-таки троица беглецов имела фору, они были готовы к побегу как в физическом, так и в моральном плане. Потому и уцелели. Стрельба, крики оставались за спиной, беглецы мчались в спасительную темноту. И тут наперерез Михаилу бросилась огромная овчарка, он даже не успел вытащить нож, спрятанный в тайнике голенища. Пес прыгнул на него, свалил с ног.

Не раз и не два Прохорову приходилось видеть, как людей травят специально тренированными собаками, знал, что в первую очередь те нацелены на гениталии, а потому успел повернуться к овчарке боком. Он защищался отчаянно, сцепившись с псом, покатился по земле. Оскаленные клыки мелькали перед самым лицом. Прохоров держал овчарку за передние лапы, отстранял ее, но сил становилось меньше и меньше. Не оставалось времени смотреть по сторонам. Ему казалось, что товарищи бросили его, убежали, предоставив в одиночестве драться за свою жизнь.

– Врешь, не возьмешь, – хрипел Михаил, пытаясь выломать лапы зверю.

Но получилось не так, как он рассчитывал, овчарка вырвалась, вцепилась клыками ему в плечо. Оторвать ее было невозможно, держалась мертвой хваткой. Внезапно пес дернулся, ослаб, отвалился в сторону. Прохоров увидел над собой Кузьмина, тот деловито обтирал о шкуру пса окровавленный нож.

– Нечего разлеживаться, иначе схватят. Не для того бежали.

В лагере затихала стрельба, слышались гортанные немецкие команды.

– Фролов где? – спросил, поднимаясь с земли, Прохоров и тут же схватился за раненое плечо.

– Здесь он, рядом, – Кузьмин прощупал рану Михаила. – Кость, кажется, цела. Остальное заживет…

И они побежали в темноту, навстречу неизвестности. Никто из них не умел говорить по-польски, не знал местных нравов и обычаев. Рассчитывать на гостеприимство здесь не приходилось.

К часу дня порядок в офлаге был восстановлен полностью. Порванную колючку натянули, вновь пустили по ней электрический ток. Подсчитали, сличили номера у убитых пленных. Успевших выбраться за колючку поймали. Далеко в полосатой робе не убежишь. В такой одежке за километр видно. Не хватало только троих: Кузьмина, Прохорова и Фролова. На их поимку и были отправлены эсэсовцы с собаками. Для поисков отводилось трое суток. Очень важно было поймать их, вернуть в лагерь или мертвыми, а если повезет, то и живыми для показательной расправы. Это было делом принципа. Следовало показать, что из плена никому и никогда не удастся уйти.