Клара Ларионова - Московское воскресенье

Петр Кириллович шагал по дорожке, опираясь на палку, подобранную в лесу, и раздраженно думал о потерянном времени. Лучше поехал бы посмотреть продающийся недорого беккеровский рояль… Напрасно, напрасно потратил время… И ничего не узнал: ни профессор, ни зять не утешили его. Скорее, еще больше огорчили.

Позади Петра Кирилловича шел Евгений. Большая кудрявая голова высоко поднята, на лице улыбка, в выпуклых глазах отражена голубизна неба. Видно, что он хорошо отдохнул.

Восхищение и любовь переполнили сердце Елены Петровны. Она поспешила навстречу мужу, взяла его под руку и прильнула к нему, словно надеясь удержать его навсегда. На всю жизнь. Никакие беды, никакие войны не отнимут его у нее.

Все прошли в столовую, где Митя, стоя у стола, уже что-то дожевывал. Широким жестом отставив от своего прибора рюмку и заменив ее бокалом, он громогласно скомандовал:

— Начнем, товарищи!

— Подожди, — сухо остановил отец. — Сейчас придет Оксана.

Но вдруг вспомнил странные намеки на летчика и вышел из столовой. Послышались его шаги на скрипучей лестнице.

Оксана стояла у мольберта и набрасывала углем портрет летчика Шумилина. Бросив взгляд на летчика, она увидела, что кресло опустело, и тотчас почувствовала, как сильные руки Михаила обняли ее.

— Так я никогда не закончу вашего портрета, — строго сказала она, не поворачивая покрасневшего лица. — Ну что вам стоит посидеть смирно один часик?

— Но это же скучно — сидеть и только смотреть на вас, — ответил Михаил. — У меня так мало времени… — он повернул ее лицо к себе и поцеловал.

К ним постучали, но Оксана не успела ни ответить, ни открыть. Сергей Сергеевич раздраженно распахнул дверь и увидел дочь в объятиях летчика.

— Извините, — смутившись, сказал он. Потом, словно спохватившись, добавил: — Я хотел узнать, долго ли вас ждать? — И, пытаясь избавиться от неловкости, торопливо объяснил: — Мы пришли из лесу голодные как волки, можем оставить вас без обеда.

— Ах, вы вернулись? — воскликнула Оксана, отодвигаясь от летчика. Михаил, уронив руки по швам и глядя на Сергея Сергеевича блестящими глазами, спросил:

— Хорошо отдохнули?

Все еще держась за ручку двери, Сергей Сергеевич с улыбкой сказал:

— Уверен, что не так хорошо, как вы.

— О, — засмеялся летчик, — никаких сравнений!

Отступая, Сергей Сергеевич думал: закрыть дверь или нет? Оставил открытой, надеясь, что дочь и летчик последуют за ним. Идя по коридору, качал головой; «Ай да Оксана! Значит, Митя был прав — девушки осмелели и пытаются удержать тех, кто уходит от них…»

Когда Михаил и Оксана вошли в столовую, все глядели на них, держа наполненные бокалы. Может быть прочитав что-то в сияющих глазах летчика или заметив румянец на щеках Оксаны, все торжественно принялись чокаться, будто поздравляли их. А Митя с горячим пафосом произнес:

— З-за ваше здор-ровье!

«Ничего же такого не произошло, — думала Оксана, сидя рядом с Михаилом, — почему с нас не спускают глаз?»

А Митя, выпив свой бокал, так расшалился, что вытащил из букета розу и принялся жевать ее. Он всем видом пытался показать, что присутствует не на обычном семейном обеде, а на историческом, в честь помолвки. Наконец-то его разборчивая сестра полюбила летчика, кудрявого поднебесного жителя. И он подал Михаилу, не расплескивая, полный бокал:

— Выпьем за долгую жизнь!

— Не могу, — с улыбкой сказал Михаил, — сейчас уезжаю на работу.

— Тоже сказали! А кому из нас не на работу? Я в шесть, как из ружья, должен быть на крыше своего завода, хватать и тушить зажигательные бомбы, известно, что фашисты не признают воскресных дней. Евгений тоже должен явиться в свое ополчение, шагать ать-два, направо-налево… А папа поедет в свой госпиталь, резать руки-ноги, у кого они лишние… Все вернемся на свои посты. Ну, по последней!

Оксана с неприязнью заметила, что Митя уже перешагнул через край, неизвестно до чего теперь договорится. Она задержала его руку, поднявшую новый бокал:

— Не торопись!

Следуя ее примеру, Елена Петровна перехватила руку мужа, подставила свой стаканчик и отлила из его бокала половину.

— Пусть мне будет плохо, ты, видно, забыл, что вечером поедешь не на концерт.

Слово «вечер» взлетело и повисло, бросив тень на помрачневшие лица. Наступила мгновенная тишина.

Михаил крепко сжал руку Оксаны, полузакрыв глаза, задержал дыхание. Потом встал, резко отодвинув стул:

— Простите, мне пора.

Словно по сигналу, все поднялись.