Николай Краснов - Живите вечно.Повести, рассказы, очерки, стихи писателей Кубани к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне

— Разгильдяй! — бушевал подполковник. — Филон, чертов лацюга! — Жаль, что мы так и не узнали истинного смысла этого слова. — На фронт дармоеда! Марш с моих глаз!

Мы как раз выходили из класса на перекур и видели, как здоровенный Басалаев, пригнув голову, точно собираясь кого‑то забодать, кинулся прочь, и только топот раздавался в мертвой тишине казармы…

Именно в эти дни по училищу распространился слух, будто наконец пришел прика; —. о присвоении нам воинских званий. Откуда могли просочиться подобные сведения, сказать трудно, но к их достоверности никто не сомневался.

Все понимали, что у командования есть серьезные причины скрывать от нас до поры этот знаменательный факт. Если приказ был, но не было разнарядки для отправки нас в действующую армию, это грозило нежелательными последствиями. Попробуй удержать на казарменном положении сотню молодых, изнывающих от безделья лейтенантов. Ведь программа практически была исчерпана, и занятия

проводились уже чисто формально по принципу: повторение — мать учения. Все в этих слухах было правдоподобно и убедительно.

За восемь месяцев нас буквально нашпиговали знаниями. Хоть буди среди ночи. Многое мы не только знали, но и умели применять на практике. От будущих командиров требовали военной грамотности и профессионализма. Конечно же, это не могло не утвердить в нас чувства самоуважения, тем более что достигнуто все было нелегким трудом…

Впоследствии я нередко задавал себе вопрос: что дало мне время, проведенное в училище? Как оно отразилось на моей фронтовой судьбе, на моем характере? Казалось бы, каким только влияниям не подвергался я позже, но то, что было заложено в течение тех восьми месяцев, сохранилось на всю жизнь. И все‑таки из качеств, унаследованных мною от бывших моих командиров, я выше всего ставлю умение подчиняться слову «надо» и в нужный момент выкладываться до предела.

На фронте мне повезло — я попал в артиллерию, о которой в шутку говорили: ствол длинный — жизнь короткая. Гвардейский истребительный противотанковый полк, где мне поначалу довелось командовать взводом, считался отдельной армейской частью. Командование попеременно придавало его то одному, то другому соединению. Чаще же всего полк «разбирали» подивизионно.

Те, кому пришлось воевать на Кубани весной сорок третьего, наверняка помнят, какие дожди лили в течение апреля, когда развернулось наше наступление по всему фронту. Поймы рек Абин, Адагум й их притоков превратились в непроходимые болота. Колеса орудий и повозок со снарядами вязли в липкой, раскисшей глине. О машинах и говорить нечего.

Батареи наши были вооружены в основном 76–миллиметровыми дивизионными пушками ЗИС — З, которые для артиллеристов были столь же дороги, как для сердца танкиста прославленна:! «тридцатьчетверка».

Незадолго до этого полк перешел на механическую тягу, и многие не без сожаления вспоминали верных лошадок, которые не единожды выручали людей в самых сложных ситуациях Теперь же, когда тягачи увязали в раскисшем грунте, расчетам приходилось впрягаться в лямки и буквально на себе тянуть по грязи орудия весом в тысячу двести килограммов. Иногда нам помогала пехота, но чаще обходились своими силами…

В тот день, как и накануне, погода продолжала оставаться нелетной, немецкая авиация нас не тревожила. Однако мы были настолько измотаны, что совершенно не думали о ней. А командир дивизиона все торопил: давай — давай! Надо было догнать ушедшую вперед пехоту. В ход шли ветки кустарника и доски, кое — где уцелевшие на крышах токов и амбаров. Все это бросалось под колеса, чтобы протащить пушку вперед еще на десять — пятнадцать метров. Шинели набухли от влаги и стали тяжелыми, как средневековые доспехи.

Положение наше было нелегким. Общевойсковые части требовали поддержки огнем, а гаубичная артиллерия безнадежно отстала из‑за бездорожья. Мы были единственными, кто оказался под рукой и на кого в трудный момент могли рассчитывать.

Второй дивизион гвардии капитана Русинова наступал в полосе вероятного появления вражеских танков. Наш боекомплект состоял главным образом из бронебойных и подкалиберных снарядов, и поддержать наступление стрелковых частей артиллеристы практически были не в силах.

Во второй половине дня мы выбрались наконец из низины. Колеса уже не вязли так сильно, но люди дошли до такого состояния, что, казалось, не смогут сделать больше ни одного шага. Мною начало овладевать тихое отчаяние. Колени дрожали от напряжения, спину разламывало, а кожу на ладонях саднило от жестких лямок. И вдруг в эту минуту мне представился мой бывший командир, идущий впереди колонны курсантов. Я вскочил с мокрой кочки, даже не догадываясь, откуда взялись силы, и схватился за ремни: