Виктор Бычков - Везунчик

Оглянулся вокруг: хозяйственный двор опустел, только Васька Худолей стоял рядом, внимательно наблюдая за начальником.

– Ну, вот, и слава Богу! – широко улыбаясь, он подошел к Антону, заглядывая ему в глаза. – А я, грешным делом, испугался за вас, за ваше здоровье. Уж слишком побледнели вы, Антон Степанович! Не надо так близко принимать к сердцу! Ну их, этих баб, от них все беды на земле.

– Что-то помутилось в глазах, – Щербич беспомощно смотрел на помощника, трогал себя руками, как будто проверяя – все ли на месте. – Что делать будем? Неужели спустим с рук?

– Это вы о чем? – Худолей наклонился, взял его под локоть. – Пойдемте домой. Вам отдохнуть надо, какая теперь служба, – стал он уговаривать старосту.

– Ты куда это клонишь? – вырвав руку, Антон стал застегивать полушубок. Мороз давал о себе знать, пробираясь вовнутрь, под одежду, вытесняя оттуда последнее тепло. – Где эта девка? Я ее так не оставлю!

– Да бросьте вы, Антон Степанович! Будут потом говорить, что староста Щербич воюет с бабами. Вот чести-то будет!

– Да она же враг, и врагам моим помогала, хлеб им пекла! Как же я это могу простить? Да ни когда!

– И о людях подумать надо, – стоял на своем Васька. – Нам, ведь, жить в этой деревне, зачем же лишних врагов наживать?

– Но хлеб-то пекла партизанам? – Антон ни как не хотел сдавать своих позиций, хотя здравый смысл предложений Худолея уже немного поколебал его уверенность в своей правоте.

– А вы согласитесь, что она на самом деле пекла его для себя, и вам легче станет! Зачем же забивать себе голову догадками?

– Кто его знает? – в голосе Антона уже слышались сомнения. – Может, и правда забыть?

– А у меня есть идея, – Худолей повеселел, опять подхватил начальника под локоть, и стал увлекать его в сторону дома. – Посмотрите на Феклу с другой стороны, Антон Степанович! Девка – кровь с молоком! Да я бы, на вашем месте, сам позволял бы ей учинять допросы над собой, только чтобы после щупать ее каждую ночь! Не баба, а мечта любого мужика!

– Заткнись! – Щербич выдернул руку, и зашагал по улице один.

Обиженный, Васька еще какое-то время наблюдал вслед начальнику, потом сплюнул под ноги, в отчаянии махнул рукой, и направился к себе домой.

Для Антона эта тема была запретной. Даже себе самому он не хотел признаваться в этом, было стыдно до слез вспоминать, как опростоволосился тогда у родника, что бьет ключом на той стороне Деснянки.

Было это за год до войны, летом, в июле. В тот день все колхозники были на лугу: шла сенокосная пора, каждый день, как и каждый человек на сенокосе ценен. Антон метал сено в стога, ребятишки подтаскивали копны, а женщины и девушки управлялись с граблями. Все было как всегда, если не считать, что принимала сено на верху молодая, разбитная и задорная Маша, Мария. Она помогала там деду Никите, первому мастеру в колхозе по установке стогов да скирд.

В свои двадцать пять лет Маша успела побывать замужем за местным гармонистом и рыбаком Колей Масловым, и стать вдовой: месяца через три после свадьбы утонул молодой муж на омутах, что не далеко от Пристани. Как это произошло, ни кто не знает, только нашли люди прибитую водой к берегу лодку, да шапка его зацепилась за камень-валун. Вот и все, что осталось Марии от любимого.

Да не долго носила траур вдова: очень скоро стали замечать местные молодицы, как тайком, крадучись бегают их мужья к дому Масловых, что стоит на берегу Деснянки. И окна били, и волосы клочьями вырывали, а ей все равно неймется – не зарастает тропа!

– Не моя вина, что вы своих мужей удержать при себе не можете. А я их люблю, и они меня тоже! – это и все, что могла она ответить женщинам.

Вот и в тот день звонкий смех Марии разносился по лугу. На этот раз ее объектом был напарник дед Никита.

– Дед, ты же вдовец, и я не мужняя, – в очередной раз начала приставать она к старику. – Может, давай поженимся? Будет не семья, а сплошная загадка.

– Это с чего так? – поддержал ее дед. – В чем же загадка меж мужем и женой?

– Не уж то не знаешь, старый? – предвкушая потеху, Маша огляделась вокруг – есть ли свидетели их разговора. На них-то она и рассчитывает. – Загадка в том, что я тебя ни когда не увижу молодым, а ты меня не увидишь старой! – зашлась она от хохота.

– И все? – обиженный дед уходил к своему краю стога. – Я думал, что путное скажет, а она пустое несет.

– Дед, а дед, – не отставала от него помощница. – А ты кроме стогов еще что-нибудь ставить умеешь?

– Конечно! И копны могу, и скирды, и стога. И возок положу, любо-дорого глянуть! Хоть в Москву вези на выставку, ни травинки не стряхнется за всю дорогу, – серьезно отвечал дед.