Виктор Бычков - Вишенки в огне

Он не такой. Нет, не такой.

Были и другие возможности в его биографии, но… Не то. Не – то! Не мог перешагнуть через себя, заставить влюбиться в чопорных и скучных соотечественниц. «Может, ты евнух? – незлобиво подшучивал над племянником дядя Отто. – Может и тебя, дорогой Карл, ранил русский драгун?». Юлил, уходил от прямого ответа, но как объяснить чистокровному арийцу, фанатичному приверженцу политики фюрера, что тянет его, молодого офицера СС к русским девушкам? Нет, конечно, он понимает, хорошо знает, что немецкие девушки хороши, красивы, слов нет. Но жениться только ради того, чтобы угодить кому-то, плодить детей, и терзаться душой всю оставшуюся жизнь? Он вырос на Пушкине, Лермонтове, Достоевском, Гоголе, Тургеневе и Толстом. А это о-о-оче-е-ень многое значит для него! Благодаря этим великим писателям, он, Карл Вернер, даже мыслит и смотрит на многие вещи и события в мире совершенно не так, как его соотечественники на исторической родине. А зачастую и не понимает их. Тот, русский уклад жизни, не прошёл даром, не пропал бесследно, а сидит, и будет сидеть в нём вечно. Нельзя даже по приказу самого фюрера выветрить, искоренить в нём, Вернере Карле Каспаровиче ту «русскость», что вошла в его плоть и кровь. Он ведь в минуты гнева матерится тоже на русском языке! Бывает, как загнёт в три этажа, сам потом диву даётся, как складно это у него получилось. Единственно, что не принял православие, остался католиком. Но тогда в России это совершенно никого не беспокоило и не волновало. Вот уж, воистину, «каждой твари по паре» в этой России, и ничего, живут мирно, сосуществуют разные религии и вероисповедания. Возможно, принял бы православие и он, не будь поспешного отъезда в Германию, больше похожего на бегство. Кстати, отец в молодости, в возрасте двадцати лет принял православие, стал православным, и, умирая, слёзно просил исповедоваться православному священнику. Последнюю волю его выполнили, исполнили, правда, похоронили старого Каспара Вернера вопреки его желанию – на католическом кладбище. Ему это уже безразлично, где лежать, считает майор армии великого фюрера Карл Каспарович Вернер, а вот на карьеру его сына такой необдуманный шаг мог бы повлиять негативно. Настоял на католическом обряде дядя Отто Шварц. А он хорошо чувствует своим большим носом, откуда и куда ветер дует в фатерлянде, и молодой Вернер безоговорочно согласился с родственником. Старший брат матери, Отто Шварц взял на себя роль опекуна и покровителя после смерти родителя. И Карл принял это как должное, не стал подвергать сомнению действия дядюшки.

Так получилось, что германские варианты со спутницей жизни отпадают сами собой. Нет, это не для него. А тут Агаша, Агафьюшка… Как увидал её в тот раз у колодца, так и всё: душой почувствовал, умом и сердцем понял, что это она, его мадонна. Напрочь исчезло всё наносное, что уже успел впитывать в себя майор Вернер Карл Каспарович. И партийная дисциплина, и воинские требования, и нравственные идеалы великого рейха отошли куда-то в тень, на задний план. «Потерял голову» – говорят в таких случаях в России. Так и есть, потерял. Очень метко приметил русский народ состояние первой настоящей влюблённости. Вот и выстраивай своё жизненное кредо, где трезвый расчёт должен бежать впереди эмоций, поступков. Житейская теория Карла Вернера дала сбой, стоило появиться на его жизненном горизонте такой удивительной женщине, как Агафьюшка.

Правда, кое в чём всё же не до конца честен майор Вернер: когда бросился головой в любовный омут, всё же старался делать это не на виду у всех, а тайно, тайком. Он прекрасно знал, чувствовал, что его заместитель лейтенант Шлегель не столько исполняет свои обязанности помощника при нём, а в большей степени является глазами и ушами вышестоящего начальства при «фольксдойче». Впрочем, начальство настоятельно рекомендовало и ему, майору Вернеру, не спускать глаз с такого же «фольксдойче» лейтенанта Шлегель. Так что, об открытых отношениях с Агафьюшкой не могло идти речи. Приходиться изворачиваться, ловчить. Хотя он прекрасно понимает, что сохранить в тайне свои похождения вряд ли удастся в таком замкнутом, со специфическими особенностями коллективе, как военная комендатура.

Когда говорил девушке с вёдрами у колодца в первые минуты встречи о её сходстве с той, рафаэлевской мадонной, тоже немножко врал, лукавил, кривил душой. Она, Агафьюшка, красивее, красивее во сто крат изображённой на полотне холодной женщины Рафаэля. Совершенной формы иконописное лицо, чистая, нежная кожа, эти голубые, манящие, зовущие, чуть с поволокой глаза! А губы?! А движения?! А запахи?! Чистейшие, нежнейшие, будоражащие кровь, волнующие сердце, терзающие душу запахи чистого женского тела, женского естества без малейшей примеси косметики! Она, Агафьюшка, пахнет жизнью! Вот-вот, это именно те слова, что как никогда точно характеризуют удивительные ароматы, что источает его любимая Агафьюшка, его Агаша, его мадонна. Да это же совершенство, божественное совершенство! Мадонна Рафаэля может только завидовать истинной, не искусственной, красоте удивительной, очаровательной женщины, что родилась и выросла среди лесов, в глуши! Именно о такой девушке и мечтал Карлуша ещё с юношеских лет, там, в Питере. Именно на Агашу была похожа чем-то неуловимым и старшая сестра лучшего друга детства Кольки Ничипоренко Верка, курсистка из института благородных девиц.