Виктор Бычков - Вишенки в огне

Когда румыны проходили через сгоревшие Вишенки, люди попрятались по землянкам, стараясь лишний раз не мозолить глаза врагу. Лишь ребятня с любопытством, без страха смотрела на угрюмых вояк.

– Ива-а – ан! – позвали к себе Стёпку Кольцова, который с друзьями стоял у дороги. – Иван! Матка! – с этими словами выгрузили Соню Кулешову из плащ-палатки на землю, не останавливаясь, прошли дальше.

Стрельба смещалась правее бывшей стоянки партизанского лагеря. Бойцы Фомы Назаровича с боем отходили, стараясь задержать фашистов как можно на большее время, отступали, уводили немцев в сторону от Большой кочки. Растянутая по фронту почти на километр, рота, как могла, сдерживала наступление врага, с каждым часом теряла не только своих бойцов, но и сама скукоживалась, сокращая линию обороны до отдельных очагов сопротивления, до одиночных огневых точек. Уже немцы были и с флангов, они окружали, сжимали кольцо вокруг остатков подразделения всё туже и туже. Всё реже и реже слышит командир роты выстрелы своих подчинённых. Вот и ординарец Серёжа Лукашевич уже уронил винтовку из безжизненных рук, уткнув окровавленное лицо в землю. Замолчал пулемёт на левом фланге, зато на правом – один за другим прозвучали два взрыва гранат, и вдруг всё стихло.

Бокач снял шапку, крутил головой, стараясь не пропустить, уловить хотя бы малейший звук, подтверждающий, что его рота жива, ещё дерётся, ещё даёт отпор врагу. И он, командир этой роты, ещё нужен, необходим в этом бою, его пребывание на этой войне оправдано, ещё имеет смысл быть. Но лес предательски молчал. Нет, он не молчал! Весь лес заполнили гортанные крики, чужие команды, лай собак, а вот выстрелы затихли, прекратились. Партизанская рота, как боевая единица, перестала существовать для врага. Они уже готовы были праздновать победу, очередную победу над партизанами. Но они не знали, что так не думает командир этой роты, в прошлом – потомственный шорник, бывший «враг народа», политзаключённый, «лишенец» – Бокач Фома Назарович.

– Врёте вы всё! Она ещё сражается и будет сражаться, пока жив последний боец! Пока я живой – рота жива! – зло цедил сквозь зубы ротный, застёгивая пуговицы на телогрейке, потуже затягивая ремень: Фома Назарович готовил себя дать врагу последний бой.

Из своего укрытия он видел, как подходили немцы к его подчинённым, что уже давно бездыханно лежали на земле или корчились от ран в предсмертных судорогах; как хладнокровно расстреливали раненых; как потрошили карманы убитых; как собирали оружие.

В магазине его автомата патронов уже давно нет, и потому автомат валяется в стороне. С ним даже в рукопашную не пойдёшь, не нанизаешь на штык врага, не сойдёшься в последней драке, как настоящий мужчина и солдат.

Командир роты вытащил пистолет, пересчитал патроны: три, осталось три патрона к пистолету ТТ. И граната, одна граната. Такая родная для Бокача «лимоночка»! Ну, что ж, это ещё достаточный боезапас. Важно грамотно воспользоваться им, распорядиться. Уж он, Фома Бокач, постора-а – ается! Это он умеет, это он за милую душу! Зря фашисты уже уверовали в победу, зря списали со счетов партизанскую роту! Она ещё даст бой, пока жив её командир!

У него очень удачная огневая позиция: между трёх вековых сосен. Грех не воспользоваться такой прекрасной огневой позицией.

Взять его так просто врагу не получится. Вот бы ещё патронов ему, он повоевал бы, показал бы им, кто такой Фома Назарович Бокач! На века запомнили бы командира партизанской роты!

Немцы двигались в его сторону, прочёсывали лес, курили на ходу, а вот ему некогда свернуть папироску. А так хочется курнуть на прощание пару раз, сделать две затяжки, и всё, и можно, тогда можно и погибать. Только бы затянуться! Хотя бы две затяжки, даже одну, но сильно, в себя, чтобы насквозь пронзило, чтоб до слёз пробрало напоследок.

Бокач в спешке стал крутить папиросу, чиркнул зажигалкой, когда его уже заметили. Несколько солдат остановились, взяли оружие наизготовку, потом медленно, очень медленно и осторожно стали приближаться к нему, прячась за деревьями.

А он уже раскурил и затянулся! И не раз, а несколько! Глубоко так затянулся, да самых дальних уголков нутра затянулся! До самых до кишок достало! Прямо в голове закружило, так смачно затянулся, в удовольствие! Пробрало насквозь!

– И слава Богу! – выпустил из себя очередную порцию дыма, тщательно прицелился. – Теперь не страшно, теперь можно…