ИванычЪ - К чему приводит ИДЕАЛИЗМ или любовь к стране ВЕЧНОЗЕЛЁНЫХ ПОМИДОРОВ

Легко сказать.

Начиналось всё это тривиально и привычно. Сначала шла уже описанная игра "Ванька-встанька". Правда, учитывая, что все уже были уже натасканные, продолжалось это часа три-четыре. Этого времени хватало, чтобы через сорок секунд все стояли в строю уже заправленные. Единственным отличием от учебки было то, что добавлялся вещмешок.

Вот тут пару слов. Мы, т. е. батальон, без своих машин были никому не нужны. И на наш вопрос "а почему нельзя вещмешки хранить в машинах", был ответ. "А если парки разбомбят, то, как вы без вещмешков воевать будете?". Расстояние от парков до казарм было сто-двести метров. С другой стороны заборы была взлетка и КДП, со стоянкой дежурной пары. Значит первый удар куда? Правильно КДП, взлётка. Считайте что нашей казармы, расположенной в десяти метрах от названых объектов, тоже уже нет. Но подобные рассуждения пресекались и преследовались, так что вперёд и с песнями. Ну и некоторая любовь определённой части личного состава к чужим вещам … воровство, одним словом.

Потом два-три дня шла отработка получения оружия, построений в отведённых местах, выдвижения роты в парки, погрузки и т. п. Мне с Сашкой Гераскиным досталась почётная, но трудная задача, а именно переноска одного из ящиков с боеприпасами. Это такой стальной сундук с цинками АКМовских патронов. Сам по себе сундук, если пустой, был такого веса, что мы его поднимали с некоторым усилием. А там лежали четыре ряда по шесть цинок. Итого двадцать четыре цинки. Цинка, на жаргоне, это такая коробка цинковая. Примерно так: Сантиметров около сорока в длину, примерно двадцать в ширину, около двадцати в высоту. И полна она патрончиков. И таких двадцать четыре и сам ящичек. И нести его надо бегом. Благо недалеко. Но хватало нам его. И расстояния и веса. За ручки нести было нельзя. Они были из арматуры и больно резали руки. Поэтому брался сундук на ремни и с криком "поберегись!!!" мы летели к парку, стараясь не останавливаться.

Потом была отработка вытягивания колонны. Но тут мы участия не принимали, ибо сидели уже внутри кунгов, сладко попыхивая сигаретками. "Гуцульские", "Охотничьи" и "Северные". Почему-то самыми цивильными считались "Охотничьи". Почему? Не знаю, и по сей день. Все они были махорочными и все отрава — отравой.

Заканчивалась вся эта история полевым выходом на сутки в запасной район. Это мы километров десять от батальона, куда-то в поле выезжали. Развертывались по-боевому и работали сутки.

Вот эта весёлая и бурная неделя и называлась "боевое слаживание подразделений".

Потом начиналась обычная боевая учёба и работа.

Учёба — это классы, плац, спортгородок и т. д., и т. п.

Работа — ПЦ (приёмный центр), и нечастые, но очень желанные выезды на учения для постановки помех. Кому? Что?

А нам было по барабану. Мы кого-то гасили. А кого? Кто ж нам докладывал…. То ли своим кому-то на учениях жизнь портили, то ли супостату. Но было понимание настоящей боевой работы. И от этого в душе было чувство выполняемого долга.

Наряды и всё прочее, что наполняет военную службу, тоже мимо не проходило.

За всю свою службу, и срочную и вообще я не могу вспомнить ни одного человека, относящегося к категории политработников, которого можно было бы назвать нормальным!!! Понимаете, просто — нормальным. Всё-таки профессия обязывает. Нет, преувеличиваю. Был один, но это уже потом.

И справедливости ради стоит поправиться, что среди, например, начальников клубов или других подобных им категорий, так сказать, обеспечивающих процесс политического воспитания всё-таки бывали и более-менне приличные ребята. Но только до определённой границы.

Вот ведь какая штука. Наше воспитание в те годы шло строго по определенному раз и навсегда конвейеру.

Родился, подрос. Ясли. Детский сад. Школа. Тут октябрята, пионеры, комсомол. Дальше были варианты. Институт или Армия. Но везде на всём пути, его, этот путь освещал светлый лик самого человечного из всех человеков. Сначала его детский кудрявый профиль называли дедушка Ленин, потом …. Да вы сами всё знаете, чего распространяться то?

И применительно к армии лентой, роликами и двигателем этого конвейера были политрабочие. Вот какие они были всегда занятые и усталые, это удивительно. Всем было легко, а им трудно. Бедные… бедные … политрабочие.

Но был один момент, которого не отнимешь. Это было главное — мы действительно верили. Верили, в эту светлую идею. И можно сколько угодно рассуждать на эту тему. Но главное в том, что до определенного момента вера была непоколебима. В определённый момент жизни наступало, конечно, просветление, но не у всех и не всегда.