ИванычЪ - К чему приводит ИДЕАЛИЗМ или любовь к стране ВЕЧНОЗЕЛЁНЫХ ПОМИДОРОВ

Там замполит батальона его, любимого своего стукачка как увидел, на дыбы. Переодеть, орёт. А во что? И когда? До отправки минуты оставались.

О нём слава во всём батальоне плохая шла, так что он не нужен был никому.

Стали открывать чемоданы. А у Серёжи, кроме дембельского альбома (это святое — не тронули) да минимума сувениров кирпичики силикатные лежат. Ни джинсиков там его синеньких, ни сервиза чайного… Всё нажитое тяжким нечестным путём пропало. Немая сцена. Он вроде вякнул, что мол обокрали. А НШ, Вовка наш, смекнул, его, только увидев, что к чему, сказал ему просто и ясно, что за пятнадцать лет службы он не видел ни разу, чтобы командиры смогли приговор казармы изменить. И поехал Серёжа на дембель, как положено.

И не месть это была. Гогу, например, всей ротой на дембель собирали, никто в стороне не остался, а этого… Казарма восстановила справедливость. Вообще-то говоря, это страшная сила. И что не делай, ничего против неё не сделаешь.

Ну и чтобы с разделением народа по периодам закончить стоит сказать ещё немного и о "молодых". Тут, как ни крути, а было всё-таки две ипостаси.

"Чиж", "свисток"… но всё равно "молодой", "салага". Уже немало знает и чего-то умеет, хотя по большому счёту назвать военного 2-го периода службы полноценным военнослужащим довольно трудно. Статус поменялся, но нельзя сказать, что изменился особенно.

Если в подразделение пришло достаточное количество бойцов нового призыва, то в общем-то становится легче. Большая часть грязных и, скажем так, неформальных работ ложится на их плечи. Если молодёжи мало, то второй период мало чем отличается от первого.

Про первый период в войсках — это в основном подсмотренное, увиденное. Потому что сам я в войсках не хлебнул, мои первые полгода в учебке прошли, а там было проще, с одной стороны — все одинаковые, хотя и… Но сравнивать можно только то, что сам попробовал.

У нас в учебке, помимо сержантов, в роте было только 3-е стариков. Каптёрщик (я его вообще не помню) и два ефрейтора, отслуживших год. Боря Удальцов из Питера и Вова Сплетухов из Москвы. Они были писарями в штабе, а жили у нас. Так вот это были настоящие друзья. И нам, курсантам, и совет, и помощь всегда от них можно было получить. В войсках же другое.

"Организм", "желудок", "дух", "салага"… Терминология обширна. Ничего не знает, ничего не умеет. Всего и всех боится. Прав никаких, обязанностей… перечислить невозможно. Помимо освоения, овладения, накопления ещё и обеспечение быта подразделения лежит в основном на этой категории военнослужащих. Плюс всякие хозяйственные и т. п. работы в интересах, так сказать, части и не только.

Тихий, затянутый до немыслимой узости талии поясным ремнём и застёгнутый на всё крючки и пуговицы военнослужащий. Хотя эта затянутость и застёгнутость всё равно не устраняет мешковатость и обвислость обмундирования. Взгляд бегающий, речь невнятная и прерывистая. Голос тихий и почти неслышный. Движения неуклюжие и суетливые. Любая команда выполняется бегом, без понуканий и повторений. Фигура, всем существом своим, выражающая покорность, олицетворяющая исполнительность и огромное желание работать, служить, исполнять приказы начальников и требования Уставов.

Только иногда в быстром, исподлобья брошенном на кого-нибудь из старослужащих, взгляде читается лютая злоба и ненависть. Или, готовая вырваться на выдохе, истеричная фраза — ругательство в тот же адрес. Но, когда в глаза — собачья преданность и какая-то рабская покорность судьбе и великому вершителю своей судьбы… его величеству старослужащему. Хотя мысль внутри только одна — встречу на гражданке — убью насовсем, даже думать не буду. Но это глубоко, повторюсь, внутри.

Потому что любой старослужащий, это тот человек, т. е. не человек даже, но существо, от которого зависит всё. Каждая минута жизни и каждый вздох контролируется этим высшим существом.

Любой командир, у которого на погонах хотя бы маленькие звёздочки воспринимается как бо-о-о-льшой начальник и существо заоблачного уровня, а уж если большие, то… Но на этих только издалека посмотреть можно.

Эти, со звёздами, вызывают недоумение, ведь он может заставить этих наглых, постоянно чего-то требующих и страшных старослужащих, например, взять в руки тряпки и наравне с ними, воинами 1-го периода службы, мыть и оттирать грязный пол или "шуршать, летать, порхать…" А он почему-то этого не делает. Он, почему-то, например, на полевых занятиях, гонит весь взвод наравне, подгоняет и подгоняет. И не понимает, что человек не машина, что он — человек, устаёт. Что человеку бежать невмочь. Что все эти подонки старослужащие только и делают, что сбивают с темпа, подталкивая и хватая за ремни. Тянут они… Чего тянуть? Чего тянуть? Только с темпа сбивать! И автомат хватать не надо… Это типа — помочь хочешь? Потом же этот перехваченный автомат та-а-аким боком выйдет. Лучше давай отдохнем, на травке поваляемся, а потом потихонечку обедать пойдём. Ну его… кросс этот.