ИванычЪ - К чему приводит ИДЕАЛИЗМ или любовь к стране ВЕЧНОЗЕЛЁНЫХ ПОМИДОРОВ

И вообще первые дни, примерно неделю, сержанты относились к нам очень по-доброму и без грубых излишеств. Как родные, практически, папы и мамы. И это было правильно. Нас надо было поделить на отделения и взводы, разделить сложившиеся в процессе сборов и перемещений к месту службы банды-команды. Надо было понять, что от кого ждать и разрушить возникшие за время дороги связи. Т. е. проще говоря, сделать из нас управляемых и, если хотите, безопасных заготовок для будущих солдат.

Ибо как же иначе? Как без этого?

Мы хоть и стали называться курсантами, но от людей, пришедших в армию добровольно, отличались тем, что служить, по правде говоря, не то чтобы очень и хотели, а скорее не спешили начинать. А в армии как? Не можешь — научим, не хочешь — заставим.

Проще было бы расстрелять перед строем пару самых весёлых, но на дворе был 76-й, и приходилось нашим командирам немного поработать.

Потом нас, изрядно пощипанных и поскучневших, завели в спортзал. Там стояло много кроватей, и лежали поверх них голые матрасы.

В углу высилась гора матов и вдоль стен лежали пирамиды подушек и стопки одеял. Была отдана команда устраиваться на ночлег. Какой ночлег? На дворе было уже утро. Но мы, порядком измотанные, и многие ещё не совсем пришедшие в себя после дорожных и последующих возлияний не спорили.

Нас не трогали сутки. Никуда не выпускали, не кормили, но еды-то у всех было в достатке, правда, 3–4 раза притаскивали бачки с горячим чаем. Всё бы было ничего, но зверски хотелось курить.

И тут появились среди нас военнослужащие уже лица, т. е. разными путями в зале стали появляться старослужащие солдаты. В общем это была публика уже увольняемая в запас. Помимо учебки в этом гарнизоне ещё стоял автобат, какой-то полк и было что-то ещё. Я не помню уже. Началась меновая и обычная торговля. За пачку сигарет выменивались б.м. приличные предметы гардероба. Нам объясняли — вам всё равно это не пригодится, потому что в учебке не будет ни самоходов, ни носочки не оденешь, ни джемперочек под гимнастёрку… и т. д. Кстати, ребята совсем не соврали.

Были попытки и экспроприаций. Но нас было больше и кому-то из дедов и по уху досталось, чтобы не борзели. Мол, добровольно давай меняться, а так… Очень смешно было узнавать свои же сигареты, за которые теперь приходилось отдавать свои же шмотки.

К вечеру мы представляли собой очень живописную общность народа. Ведь, если кто-то снимал с себя штаны, ему дополнительно выдавались обычные кальсоны. Помните "Бег" Булгакова? По Парижу в кальсонах… Вот типа того. В казенном белье оказалось примерно треть народа, а в спортзале повисло плотное облако табачного дыма. Жизнь налаживалась…

А вечером, перед отбоем прошёл слух, что нас завтра переоденут и отправят… Вот тут сведения разнились. Кто-то говорил — за границу, причем места назывались, помимо традиционных, разные — вплоть до Кубы, Чили и т. д. Кто-то утверждал, что подслушал разговор офицеров за окном. Типа, мол, на Новой Земле они узнают, что такое служба…

Ночь прошла тревожно.

Наконец произошло то, что и должно было произойти. Нас повели в баню и решили заодно переодеть.

Вообще-то это была картина маслом по… горячей сковородке. Помните, наверное, фильмы о начале войны? Колонна военнопленных, показанная любым режиссером — это НИЧТО, по сравнению с нашим видом, в котором мы перемещались в эту самую баню.

Благодаря усилиям дедов из гарнизона и отсутствию курева у нас, половина ребят шла в нижнем солдатском белье, а некоторые так ещё и в тапочках. У кого-то на плечах были накинуты одеяла — ноябрь всё-таки. Одним словом смешение стилей. И пленные немцы зимой и советские в июне. Встречные просто ложились в кюветы и больше не вставали. То ли веселились, то ли от ужаса.

Но до бани мы не дошли. Попали по дороге в учебный корпус. Рассадили нас по классам. Сначала попели. Первые пять букв из морзянки. Ну, для тех, кто не знает, прием знаков азбуки Морзе происходит по напевам. Никто же не считает точки тире, а улавливают мелодию звучания буквы. Причем кое-что поётся очень специфически, типа, простите, "*бу-б-у-у-т солдата".

Короткие звуки дают точки, протяжные — тире. Дали бумагу и карандаши, одели наушники и написали мы свой первый текст. Потом пошёл английский "микрофон". Я очень старательно начал записывать слова, но капитан, который с нами сначала беседовал — типа кто, откуда и где учился, стал меня лупить по руке с карандашом перчатками и моя карьера "микрофонщика" сорвалась не начавшись. Был это капитан Ткаченко, мой будущий командир взвода.