Порфирий Гаврутто - На берегу Днепра

Парашютисты благополучно миновали стоявшие на пути с беленькими как снег хатами села Македоны и Шандра, затем, резко свернув на запад, продолжали движение в направлении населенного пункта Куриловка. Еще через час на небольшой высотке майор отдал приказание сделать десятиминутный привал. Нужно было подтянуть растянувшийся на марше батальон, а затем коротким броском пересечь шоссейную дорогу, по которой без конца курсировали автомашины.

Измученные боем и бессонными ночами, солдаты ложились в траву и тут же засыпали.

Командиры рот доложили Черноусову о состоянии своих подразделений. Отставших не было.

Черноусов поднялся с поваленной бурей сучковатой сосны, минуту помолчал, обдумывая что-то, потом решительно произнес:

— Надо торопиться, товарищи… Нас ждет командир бригады.

Было уже утро, когда батальон Черноусова достиг опушки Яблоновского леса и вступил под командование Захарчука.

Моросил мелкий, нагоняющий тоску дождь. Уставшие за время двухсуточного похода бойцы уходили в глубь леса, разводили костры, сушили промокшую одежду. Сюда же, к кострам, подносили сосновые лапы и, расстелив их поближе к огню, укладывались спать.

Жарко горят костры. Гулко трещат раскаленные угли, а яркие языки длинного пламени ласково греют озябшие тела, мокрую одежду.

Алексей Сидоров завернулся в плащ-палатку, лег лицом к костру. Рядом сидели Никита Назаренко, пулеметчик Будрин со своим вторым номером, а напротив него в одном нижнем белье стоял и сушил свои брюки Кухтин. Он держал брюки совсем низко над пламенем костра, и Сидорову почему-то казалось, что вот-вот они вспыхнут.

— Смотри, дымятся уже!

— Да нет, это пар, — ответил Кухтин.

Сидоров закрыл глаза, и ему вспомнилась Аня, девушка-штурман. Синеглазая, ласковая, она предстала перед ним, как живая, и ему даже на какое-то мгновение показалось, что она подошла к костру и так же, как тогда в самолете, заулыбалась, засияла вся. Алексей тоже улыбнулся ей и открыл глаза.

Образ девушки пропал. Вместо нее он увидел испуганное лицо Кухтина, который торопливо сунул руку в пылающий костер и выхватил оттуда, как ему показалось, целую горсть раскаленного жара. Он обжигался им, но не бросал его и, корчась от боли, быстро перекладывал из руки в руку пылающие угли.

— Ты что это?

— Часы уронил, — с огорчением ответил Кухтин, потирая ладонью обожженные пальцы правой руки.

— Какие часы? — не без удивления спросил Сидоров.

— Самые настоящие, золотые. Чуть не сгорели.

— А ну, покажи.

Кухтин показал. Часы действительно были золотые. На массивной крышке было выгравировано:

«Отважному летчику Г. Кухтину от командования».

— Ничего не понимаю! — удивился Сидоров.

— Гляди! — Кухтин достал из кармана завернутую в целлофан фотокарточку военного в летной форме с двумя орденами Красного Знамени на груди. — Это его часы.

— Брат, что ли? — спросил Сидоров.

— Он самый.

— Похож на тебя.

— Еще бы! Мы близнецы.

— Геройский парень.

— Был.

Сидоров непонимающе взглянул на Кухтина.

— Подбили его, — пояснил Кухтин. — А все же дотянул до своего аэродрома. Посадил машину и умер.

Помолчали. Все внимательно рассматривали часы.

— Командир полка переслал их мне, — добавил Кухтин. — Будь, пишет, достоин своего брата. Хороший он был летчик, смелый. Видно, кому из товарищей сказал, чтоб в случае чего часы мне на память…

Кухтин на полуслове умолк, подбросил в костер хворосту и тихо добавил:

— Это уже второй брат за войну гибнет. Самого старшего гитлеровцы расстреляли. Здесь, на Украине… Был он партийный работник. Остался в тылу. Кто-то выдал. Арестовали его, учинили допрос, а потом и расстреляли…

Голос Кухтина убаюкал Сидорова. Он задремал.

Но вот его кто-то окликнул. По голосу Алексей сразу же определил, что это командир роты.

— Я здесь, товарищ лейтенант, — привстав с земли, отозвался он.

— Ага! Уже обсушились? Хорошо! — сказал подошедший Куско. — Сейчас хорошенько отдыхай, а ближе к утру, часа в два ночи, в разведку пойдешь.

— Поиск дальний, близкий? — спросил Сидоров.

— Дальний. В город пойдете. Захарчук приказал обязательно достать ему офицера. Очень трудное задание, но надо постараться.

— Попытаемся. А кто еще идет?

— Всего десять человек: ты, Мордасов, Удальцов, Угрюмов, партизан Кауров и другие. Старшим назначаю тебя. Подробности перед выходом.

Сидоров снова завернулся в плащ-палатку, но заснуть не мог. Мысли сами собой почему-то перескочили на далекий аэродром, и снова перед его глазами предстал образ девушки в унтах…