П. Полян - Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне - Воспоминания и документы

На следующий день рано утром нас загнали в вагоны и отправили в Германию. 30 ноября нас привезли в Дрезден.

Когда я узнал, что нахожусь в Дрездене, я вдруг вспомнил о своей случайной находке – медальоне с видами архитектурных памятников г. Дрездена, который еще за несколько лет до начала войны я нашел у нас во дворе. Откуда он взялся? Может быть, это тоже было предусмотрено в моей судьбе, побывать в Дрездене, и потому судьба до сих пор меня оберегала? Слишком много совпадений оказалось в моей жизни.

В Дрездене отобрали небольшую группу человек в 16, в которую попал и я, и отправили в г. Фрейталь. Это был небольшой городишко, окраины которого сливались с окраинами Дрездена. Через Дрезден везли нас в открытой машине, и мне удалось увидеть этот город во всей его красе. Красивые дома в готическом стиле, красивые улицы и площади, чистые и ухоженные. Ничего подобного в своей жизни мне еще не приходилось видеть. Несмотря на мое душевное состояние, я не мог не обратить внимание на эту красоту.

Привезли нас в небольшой рабочий лагерь, принадлежавший чугунно-литейному заводу фирмы «Кениг-Фридрих-Аугуст-Гютте». Этот завод имел два литейных цеха: один чугунно-литейный, второй – цех алюминиевого литья. В лагере уже жили и какое-то время работали восточные рабочие, привезенные из Бердянска, причем все молодые ребята в возрасте в основном от 15 до 18 лет. Несколько человек были постарше и несколько, которым было уже за 50. Двое из этих пожилых были из моего города Мелитополя, но мы не были знакомы. Всего в лагере находилось примерно человек 70 рабочих.

Так началась моя жизнь на немецкой земле. Почти все «остарбайтеры» работали на вспомогательных работах, и эти же работы пришлось выполнять и мне. Более слабые работали в стержневом отделении, где работа была значительно легче, а остальные находились на работах по подготовке литейной земли – очень трудоемкая и тяжелая работа. Но еще труднее было работать на заливке чугуна в литейные формы, когда втроем приходилось перетаскивать расплавленный чугун в ведрах весом до 100 кг.

Заводской лагерь имел три деревянных помещения: спальный барак с двухэтажными деревянными кроватями; барак, где размещалась столовая и место для проведения свободного от работы времени, и бытовое помещение, где размещались, с одной стороны, умывальник, а с другой – туалет. В лагере ежедневно дежурили надзиратели из числа гражданских лиц пенсионного возраста. Их задача заключалась в том, чтобы следить за нашим поведением и выполнением всех правил внутреннего распорядка. Уйти из лагеря было просто, но уходить было некуда.

В литейном цехе работа была не только тяжелая, но и грязная. А для этого была хорошая баня, где было не менее двадцати душевых установок и раздевалка. Но для меня эти условия мало подходили, так как я не мог вместе со всеми купаться. Мне надо было как-то выкручиваться в этой ситуации. Не идти мыться – плохо, идти со всеми – еще хуже. Первое время я высиживал в комнате ожидания, пока основная масса рабочих не помоется и не уйдет. А когда людей оставалось немного, тогда шел и я, стараясь становиться под душ подальше от других. В общем, выкручивался как мог.

В бараке для отдыха был установлен приемник, по которому шли немецкие передачи. Он находился в деревянном футляре, и на передней его стенке было отверстие против ручки, регулирующей громкость. Как-то, засидевшись немного позже, я стал свидетелем того, как один из парней, выждав, когда многие ушли спать, стал на скамейку, полез ножовочным полотном в щель между ручкой громкости и внутренней стенкой футляра и, поворачивая ручку настройки волны, поймал Москву, и мне удалось в этот день услышать последние известия.

После этого я никогда рано не уходил спать, а дожидался последних известий. Когда проводилась эта операция, мы обязательно выставляли дозорных. Слушая эти передачи, мы были в курсе об успешном продвижении советских войск и войск союзников.

Среди молодых ребят были и такие, которые шастали по городу и выискивали, где и что можно украсть, и в первую очередь продукты. Так однажды они обворовали продуктовый магазин, в котором выкрали не продукты, а продуктовые талоны, по которым продукты в магазине уже были отоварены немцами. Я об этом, наверное, никогда бы и не узнал, если б случайно, поправляя матрац на своей кровати, не обнаружил под ним бумажный пакет, в котором были завернуты эти талоны. Ко всем проблемам, которые приходилось мне ежедневно решать, чтобы скрывать свое происхождение, прицепилась ко мне еще и проблема с талонами. Я невольно подумал, а что было бы со мной, если б немцы нашли их под моим матрацем. Думаю, что где-то меня сгноили бы. В лагере было два человека, которые были назначены старшими и через которых к нам поступали различные указания от наших надсмотрщиков. Оба они были из Бердянска, никому ничего плохого не делали и вели себя со всеми по-панибратски. Я решил обратиться к одному из них, Василию Кальцеву, который должен был хорошо знать, кто это мог бы сделать. Привел его к своей кровати, поднял угол матраца, достал пакет, развернул его и показал содержимое. Попросил его, чтобы он забрал его с собой, пообещав, что я никому об этом говорить не буду, а он пусть уж поступает, как найдет нужным. Я мог бы его, конечно, и сам выбросить, но подумал, что тот, кто спрятал, мог бы мне за это отомстить. Что Кальцев сделал с этим свертком, я никогда не интересовался. И даже тогда, когда через много лет я встретился с ним в своем городе Мелитополе, где он работал помощником директора городского аптечного склада. И дальнейшие наши случайные встречи заканчивались только приветствиями на ходу.