П. Полян - Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне - Воспоминания и документы

В город я зашел с Западной стороны. Прошел на Свердловскую, 57, ко двору Кагаловских. Весь двор евреев выехал. Осталась одна бедная голодная еврейская семья. Я отдал им все съестное, чем добрая хозяйка снабдила меня на дорогу. Конечно, это было очень мало для семьи из четырех человек с двумя маленькими детьми. Но больше ничем помочь я не мог. Оттуда я пошел на Комсомольскую, 78.

По городу встречал евреев со звездой Давида. До этого я таких звезд нигде не видел, правда, в города я старался не заходить, но на немцев и их отношение к евреям я успел насмотреться, а также и наслушаться об этом от некоторых местных жителей.

Мне было очень больно проходить по улицам города, в котором родился и вырос, в котором родилась моя мама еще в конце XIX века и прожила, никуда не выезжая, 42 года и в котором сейчас хозяйничали фашисты. Чем ближе я подходил к Комсомольской улице, к нашему двору, тем сильнее волновался, тем больше желал узнать, что мама в городе и вообще в оккупации не осталась, что она своевременно – до прихода фашистов – выехала, эвакуировалась.

И вот я зашел во двор.

Мама спасена!

В свою квартиру я не пошел. Направился в дом к Остроуховым. Прежде чем войти, мне необходимо было узнать, нет ли у Остроуховых немцев на квартире. Немцев у них не было, и я вошел в дом. Мне не терпелось выяснить, эвакуировалась ли мама?

<���…>

Мое появление в их доме, естественно, было неожиданным, насторожило и удивило всех. А для меня самым важным был факт, что мама эвакуировалась, что она не осталась при немцах. Я горько заплакал и обрадовался.

Город родной и страшный…

Нила Матвеевна решила сделать мне документы, чтобы обезопасить меня от преследования. Для этого она хотела использовать связи с начальником районной полиции Московцевым. Московцев до войны был директором завода-школы ФЗУ «Юный металлист», где мама работала плановиком, а Остроухов А.М. коммерческим директором. Когда я услышал, что Московцев начальник полиции, я был в недоумении: в какой роли он фактически выступает?

Возвратилась Нила от Московцева заплаканная. Когда она ему сказала, что бежал из плена Любочкин сын и ему необходимо сделать документы, он ей ответил: «Гоните его!» Что он ей еще сказал в мой адрес, я не знаю, но Нила проявила наивность ребенка, гуманность и доброту, искреннее желание помочь мне, не задумываясь над тем, какой опасности я подвергался со стороны полиции Московцева.

Нашу квартиру заняла сестра нашей соседки Ковалевой – Данченко. Нила мне предложила, чтобы я зашел и забрал мамину посуду. Этого мне бы и в голову не пришло. Но я, против моего желания, выполняя просьбу Нилы, потребовал у Ковалевой эту посуду. Она поинтересовалась, каким образом я в Днепропетровске. Я ей соврал, что отпущен с документом, имею право на жительство в городе. Она пообещала передать сестре мою просьбу. На следующий день я снова зашел. Ковалева мне передала часть нашей посуды. Большего требовать я не стал. Мне и эта часть не была нужна. Просто я слепо, неосмысленно выполнял волю Нилы Матвеевны и ее сестер.

Я у них жил неделю. Наш двор был изрыт траншеями и блиндажами. Во дворе осталась, не выехала семья Ярмолинских из пяти человек. Они жили в подвале. Ярмолинский Зяма, мой ровесник, и его отец были мобилизованы. К Ярмолинской я заходил. Они были подавлены своим положением. Я настаивал на их уходе из города, но это было почти неосуществимо, так как дедушка и бабушка с трудом передвигались. Ярмолинская надеялась на улучшение положения путем выкупа. Каким образом и как это осуществить, я не представлял.

Над Ярмолинскими на первом этаже жила одинокая пожилая еврейка, переехавшая к нам во двор за год до моего ухода в армию. Она меня пригласила, пожаловалась на свою судьбу и дала мне старое пальто, оставленное мужем, и сто рублей. <���…>

К Остроуховым зашла бывшая старая учительница Тарасюк (не помню ее имени-отчества) и сказала, что знает о моем пребывании в доме Остроухова. Сказала это без упрека и угроз, а просто дала понять, что ей об этом известно. Дело было в том, что она у себя прятала своего внука Алика Гербильского. Отец его был еврей. До войны работал директором исторического музея «Поля». Следует сказать, что скрыла она его хорошо. После войны Алик Гербильский работал инженером во Львове.