Сергей Герман - Фугас

Ты уже давно живешь в нашем доме, и мне не все равно, что потом будут говорить люди. Я думаю, что тебе надо повидать свою мать. И помни, ты всегда можешь вернуться в этот дом.

Женька собрался в дорогу, Марьям положила в спортивную сумку пару футболок, спортивный костюм, еду. Алик шепнул:

— Возвращайся. Я буду тебя ждать.

Женька ехал в поезде. Колеса негромко постукивали на стыках рельс:

— Домой… домой… домой…

Вагон жил своей жизнью, бегали и играли дети, пассажиры пили чай, разговаривали, смотрели в окна. Глядя на мелькающие полустанки и перелески, Женька думал о том, что скоро окажется дома.

За стенкой ехали солдаты — дембеля, на станции Петров Вал поезд окружили женщины со снедью. Все наперебой предлагали рыбу, пиво, пироги с капустой, вареную картошку. Солдаты притащили в вагон бутылки с пивом и рыбу. К ним подсели несколько мужчин, завязался обычный в таких случаях дорожный разговор. Мужчины вспоминали свою службу, каждый из них рассказывал что-нибудь смешное.

Женька думал: «А вот мне и вспомнить нечего, полгода учебки, потом Чечня, плен. Сначала русские били, потом чеченцы, потом опять русские. Кто я есть в этом мире? Чужой. Чужой для тех и для этих, чужой для всех. Одна только мама меня еще, наверное, помнит да, может быть, Марьям за сына благодарит».

Один из солдат, качаясь, прошел в туалет. Возвращаясь на свое место, остановился рядом с Женькиной полкой. Долго стоял рядом, пытаясь сфокусировать свой взгляд на его лице.

— Земеля, ты, наверное, не служил?

— Да нет, служил.

— Тогда пойдем, выпьем с дембелями.

— Я не пью.

— Тогда ты, наверное, не русский — ваххабит. Это они водку не пьют. А ну-ка, покажи мне свой паспорт.

— Земляк, не газуй, я русский. И служил там, где тебе, судя по всему, бывать не пришлось.

— Что-то ты как-то непонятно говоришь, земеля, где это я не бывал? Ты меня что, на фуй послал?

Женька приподнялся на локте, приготовился ударить ногой в пьяное лицо.

— Хайциа го дийна весур ву, — сказал он на чеченском, потом повторил на русском: — Иди домой и останешься жить.

Фраза произвела эффект разорвавшейся бомбы.

— Ты что, нохча?

— Я русский, иди спать.

Женька повернулся лицом к стене, прикрыл глаза, задремал.

Спал он недолго, минут через десять-пятнадцать состав дернулся, завизжали тормоза. Пьяные солдаты все же передрались, кто-то из них сорвал стоп-кран.

В вагоне появился милицейский наряд, у пассажиров проверяли документы.

Сержант милиции наскоро пролистал Женькин паспорт. Скользнул взглядом, небрежно козырнул:

— Счастливого пути.

На вокзал Новосибирска поезд прибыл к обеду. На перроне стояли встречающие, носильщики с тележками, торговцы пивом, вареной картошкой, пирожками, мороженым. Женьку никто не встречал. Иначе не могло и быть. Евгения Найденова, который уезжал с этого вокзала с воинским эшелоном, больше не было на свете. Рядовой Найденов погиб в горах Чечни в декабре 2000 года. Сейчас вместо него вернулся уроженец города Грозного Михаил Беликов.

Еще час Женька добирался на электричке до родного поселка. Он смотрел в окно, узнавая и не узнавая родные места. Возвращался домой не он — двойник. Не дрожали руки, не было волнения.

Палило жаркое солнце, зной, улицы были пустынны. Кое-где в пыли купались ленивые куры, в тени заборов лежали дворовые собаки.

Дворовая калитка была заперта на щеколду. Мамин голос слышался в летней кухне.

— Ну что ты ходишь за мной, как привязанный, соскучился? Давай полакай молочка, а я кушать приготовлю и возьму тебя на колени.

— Мама, — Женьке показалось, что он крикнул. Голос сел: — Мама-а-аааа!

В летней кухне со звоном упала на пол банка. В следующее мгновение он уже держал мать за плечи, повторяя и повторяя:

— Мама, не надо, не плачь. Не плачь, мама, не плачь.

Испуганный кот сидел на подоконнике, следя за Женькой настороженным взглядом.

Когда немного успокоились, он кивнул на кота.

— У тебя новый жилец?

Она улыбнулась устало:

— Да, жилец. Прибился в ту зиму, когда от тебя письма приходить перестали. На улице мороз, а я слышу — мяу, мяу. Вышла во двор, а он ко мне ластится, будто сказать что-то хочет. Я сразу поняла, что-то с тобой случилось. Прости, сынок, что не уберегла тебя.

— Да ты что, мама, у меня все в порядке. Просто служу в таком месте, что письма не доходят, секретная часть, потому и в гражданке.

Мать накрыла на стол.

Они сидели за столом. Маму интересовала его служба. Он все отшучивался, ссылался на секретность, потом сказал: