Борис Ковальковский - В небе Кавказа

Внимательно вчитывался Николай в справочник, сопоставлял «мессершмитт» с нашими истребителями. Ревниво давал оценку тех или иных качеств.

— Выбираешь, какой самолет будет на твоем счету следующим? — Мысли Лавицкого прервал капитан Привезенцев.

— Выбираю! Товарищ капитан, что-то вроде угадайки получается или кроссворда. Чем лучше узнаешь тактико-технические данные авиации врага, тем больше убеждаешься: силен вражина, ох, как силен!

— И мы не лыком шиты, — проговорил Привезенцев. — В соседний полк прибыли новенькие «ЯКи» — классные истребители. Хорошая аэродинамика, замечательная скорость и маневренность.

Вскоре летчики полка ознакомились с этим истребителем. Оценили по достоинству. Но тут же высказали пожелания, чтобы он был еще более усовершенствован.

— Думаю, что выступающие из обводов самолета водяной и масляный радиаторы несколько увеличивают сопротивление воздуха, — высказал свои соображения Лавицкий. — Хотелось увидеть облагороженным фонарь кабины, да и костыльное колесо убрать куда-нибудь в фюзеляж. Тогда бы, пожалуй, «ЯК» стал весить килограммов на триста меньше. И главное, скорость могла бы увеличиться на 60–70 километров.

Все уже знали, что наш «ЯК-1» легче «мессершмитта», имеет мощный двигатель, хорошее вооружение. По своей аэродинамике, мощности мотора и весовым показателям это был вполне современный истребитель, и теперь появилась возможность потягаться с «мессершмиттами».

Заинтересовало Николая и описание в справочнике «юнкерса». «Ю-88» — пикирующий бомбардировщик. «Изготовляют его заводы Бремена, Вессера, Лемевердера, Со сборочных заводов в Лейпциге, Бранденбурге, Десау, Зибеле, Халле, Нойендорфе сходят с конвейера бомбардировщики дальнего действия», — читал он.

Сгущались сумерки. Небо покрылось россыпью серебристых звезд. На западе вспыхивали розовато-желтые всполохи взрывов, и вскоре оттуда донеслись глухие раскаты бомбовых ударов.

Николай отложил в сторону справочник. В комнату входили летчики, возбужденные и усталые после боя. Почему это так получается: когда идет бой, летчик остается бодрым, хотя испытывает колоссальную нагрузку. Сколько энергии тратит он за несколько минут воздушного боя! И эта энергия возмещается лишь многими часами отдыха. Да и уравновешиваются ли чаши весов?

Лавицкий всматривается в своих товарищей. У одного запеклась кровь на щеке. У другого багровым пятном расползся кровоподтек под глазом. Этот, наверное, сажал самолет на фюзеляж. А вот этот вроде бы на вид все такой же. Но сегодня особенно подавлен. Отказался от ужина и, наскоро помывшись, лег, отвернулся к стене и курил папиросы одну за другой.

Лавицкий взглядом показал на него: мол, в чем дело?

Ему пояснили: сегодня он потерял друга и мучается. Эх, не все сделал, чтобы как-то предотвратить его гибель, вовремя не прикрыл. И нет теперь боевого товарища. Стынет его ужин. И долго еще вещи однокашника будут остро напоминать об утрате.

Такое чувство именно собственной вины, а не чьей-либо, за потерю друга нередко испытывал и Лавицкий, хотя и понимал: воздушный бой — это очень сложная штука. Нужна нечеловеческая предусмотрительность во всем, и как важно не допустить гибели товарища, принять только одно-единственное, оптимальное в данных условиях решение и выполнить его в исключительно короткое время.

В бою летчик-истребитель один. Он управляет сложной машиной. Он и штурман, и стрелок, и радист. События разворачиваются почти мгновенно. Все время меняется обстановка. Тут же приходится принимать новое решение. Для каждого отдельного боя нужен свой маневр, и выбирать надо такое положение, из которого можно с наибольшей эффективностью поразить противника. Такова азбука боя. Обобщение, опыт, анализ действия летчиков на разборах, конференциях — все это требовало не меньшего упорства, чем сам бой.

— Ну что, безлошадный? Сыграем в шахматы, что ли? — Над Николаем склонился один из фронтовых друзей.

— Сыграем! Хотя я предпочитаю шашки!

— Нет, не говори. Шахматы больше развивают мышление. Это игра полководцев.

Играли молча. Много курили. Не спорили, если ход был неудачным и приходилось его брать назад. Не напоминали о шахматном кодексе, не озлоблялись.

Николаю уже хотелось спать, а его партнер все просил:

— А ну, еще одну. Последнюю. Понимаешь, надо. Забыться надо. Разрядиться.

А потом вдруг, не окончив партии, предложил:

— Давай выйдем на воздух. Поглядим на ночное небо. Подумаем!