Павел Полян - Обреченные погибнуть. Судьба советских военнопленных-евреев во Второй мировой войне - Воспоминания и документы

Однако, я мысленно отмечал, как мне повезло, что я как одиночка попал к хозяину.

Вместо призванного в армию Феликса батрачить пришел откомиссованный из армии по психоневрастении Рихард. С ним у меня установились очень сухие отношения, в беседах мы не касались политики. Он не проявлял инициативы, и я не вызывал его на откровенность. Феликс же презирал Гитлера, его режим и войну и часто высказывался об этом, когда мы оставались наедине.

Союзники все чаще и интенсивнее бомбили города Баварии. Бомбовые удары доносились в Кетцинг. Увеличился приток беженцев в Кетцинг из больших городов запада Германии и Баварии, в связи с открытием второго фронта и разрушением городов авиацией союзников.

В начале 1945 г. хлынула лавина беженцев из Пруссии. Вместе с ними в Кетцинг пришел Иван Федоренко, которого поселили со мной вместо Рихарда, взятого по тотальной мобилизации. Федоренко, по его словам, родом из Новомосковска, раскулаченный, отбывал 10 лет в ссылке, антисоветчик. Может быть, он был полицаем или другой немецкой шавкой при оккупации.

Весной над Кетцингом впервые появился американский самолет. В это же время через Кетцинг из Чехословакии отходили на запад разбитые фашистские войска, и часть их на переформировке оседала в Кетцинге. Здесь скопилось много войск, в том числе и частей СС, разбитых и озлобленных.

Город усиленно патрулировался. Пропаганда Геббельса не переставала трубить о непобедимости рейха. В то время, когда до победы оставались буквально считаные дни, на стенах зданий и бортах автомашин вывешивались плакаты: «1918 год не повторится», «Саботажников — к расстрелу», а также издавались и печатались картины, запугивающие народ полным физическим уничтожением от младенцев до глубоких стариков в случае прихода врага.

К моим хозяевам прикрепили военнопленного итальянца. Он расхваливал коммунизм.

Когда в Кетцинг вошли американцы, вместе с ними появилось много русских освобожденных из лагерей. В первые дни все крупные чиновники и власти, полиция и жандармы были задержаны и увезены на машинах для проверки и установления личности. Из тюрьмы все заключенные были освобождены, армия разоружена.

Однако через два-три дня всех чинов, полицию и жандармерию отпустили, они продолжали ходить в своей форме и служить новым властям, и так старались, что засадили в тюрьму, с разрешения американцев, троих наших парней. По этому случаю мы пошли с жалобой к военной американской администрации, которая моментально положительно отреагировала, извинилась и предупредила, что русских можно задержать, арестовать, только по согласованию с командованием Красной Армии, в исключительных случаях.

При американцах мы прекратили работать у немцев. Питание добывали вымогательством, грабежом, воровством.

Американские солдаты, особенно негры, к нам относились хорошо, а некоторые чины военной администрации — надменно и иронически.

Фашистская армия была разоружена, но не взята в плен. Все формирования, части, подразделения оставались в своем составе, со своими командирами. Регулярно проводились построения, поверки всех видов. По вечерам организовывались веселые костры воспоминаний со спиртным и ужином, бахвальством о былых победах на Восточном фронте.

В Кетцинге после прихода американцев появились группы русских, освобожденных из концлагерей, из плена, а также некоторые служившие в германской армии и власовцы, сбросившие теперь мундиры. Все эти неорганизованные группы сами себе добывали питание, рыская по подвалам и погребам немецких бюргеров и бауэров. Обстановка складывалась так, что немцы организовали защиту своих граждан, вероятно, по разрешению американцев.

За мой отказ продолжать работать Берта-батрачка ругала меня и позорила. Дело дошло до того, что я вынужден был оттолкнуть ее от себя. За это она привела немца (в гражданской одежде), и он меня строго предупредил. Больше со мной подобных случаев не было.

Я с нетерпением ждал дня отправки в Союз после освобождения нас американцами. И вот в июне нам сообщили о подготовке к выезду. Собрались все, кто хотел уехать домой. Тут были и ранее служившие в немецкой армии и власовцы. В нашей партии таких предателей, которых я знал и видел в мундирах, было четверо. Тут были и те, которые боялись возвращаться в Союз и агитировали не ехать других. <���…>

Нас погрузили в грузовики, оборудованные для перевозки людей. Командовали колонной американцы, шоферами были немцы. Шофер нашей машины говорил, что он коммунист, освобожден из концлагеря.