Томас Лоуренс - Чеканка

У ворот станции мне бросили на плечо (сбив с меня фуражку) рюкзак со всеми моими пожитками: всего-то еще восемьдесят фунтов. Для «закаленного летчика» носильщик — такой же серьезный проступок, как и зонтик. Прежде чем я добрался до конца платформы, пот стекал по моим рукам и ногам, будто я был в горячей ванне.

Поездка постепенно убеждала меня, что это военное снаряжение не предназначено для мирных поездов. Я стал слишком широким, чтобы прямо пройти через любую дверь вагона. В каждой очереди или в давке я пихал идущего сзади пряжкой в рот или осыпал рядом стоящую женщину порошком со своего снаряжения. Когда я садился, боковые мешочки и полы моей одежды занимали два места. Рюкзак пачкал спинку сиденья, поэтому мне приходилось все время ютиться на краю и перегораживать проход.

Старушка в метро рядом со мной была в легкой юбке, сплошь в финтифлюшках. Гарда моих ножен увеличила одну из них. Она поднялась и ушла, даже больше взъерошенная, чем ее юбка. Я с облегчением переместился на ее освободившееся место, но бутылка с водой накренилась носом вниз и оставила на пустом сиденье незаметную лужицу. Потом, к счастью, я пересел на другой поезд.

Это были сплошные пересадки: и, когда я освоился, то на коротких перегонах стоял в тамбуре, чтобы уменьшать неизбежные неудобства для публики с моей стороны; на долгих перегонах снимал свою сбрую и шинель. Так было лучше, пока вода не начала капать с полки. Я выпутал дурацкую бутылку из ремней и вылил ее в окно (и в следующее окно, как мы вскоре услышали).

На вокзале Виктория я был по горло сыт этими пересадками и избавил себя от необходимости обедать в городе. Поэтому я залез в пустой автобус на Кингс-кросс, заняв сиденье поближе к двери. Разумеется, влезть наверх было не в моих силах. Мы проехали Расселл-сквер, все еще порожними, когда вернулся кондуктор и, глядя на отполированный козырек моей фуражки, сказал: «В наше-то время мы так не надраивали снаряжение. Не поверишь, я ведь был одним из первых четырех тысяч среди ваших. Это было в четырнадцатом году, в войну. Малость пораньше тебя, сынок». «Да, папаша», — вежливо пробормотал я.

На Кингс-кросс полчаса ожидания: это хорошо, потому что поезда сегодня полные. Я нашел уголок и сел. Толпы спешивших людей заглядывали и проходили мимо: люди не путешествуют, если могут, рядом со служивыми. Мы проехали тихий долгий путь вдоль залитых солнцем болот. Следующая пересадка была около пяти вечера. Я встал, чтобы снова надеть снаряжение, потому что железнодорожные платформы кишат военными полицейскими, которые докладывают о летчиках, если те носят его не по форме.

Чтобы в лагере надеть снаряжение, надо вытянуть все перед собой, резко сунуть туда одну руку и рывком свободной руки, живо извернувшись всем телом на левой ноге, влезть в остальное. Для этого нужно восемьдесят квадратных футов пустого пространства. Если пытаться сделать это в переполненном купе, то это обойдется в слишком много выбитых зубов. Некоторое время я бился, как муха в паутине, пытаясь потихоньку проскользнуть в свое снаряжение: но потом какой-то высокий человек в вагоне встал и подержал его мне, молча и профессионально, как простой жилет. Очевидно, минимальный эффект от воинского образования в Англии за военные годы — облегчить судьбу летчика, путешествующего по железной дороге.

Еще одна пересадка, еще один участок пути, закат, сход с поезда и долгая дорога. Огни лагеря казались городскими, с запада и востока от прямой, как стрела, гудроновой дорожки. Теперь я стал серьезным. Положительно, впереди была караулка. Мы чуем такие заведения каким-то инстинктом. Любопытство мое обострилось. Здесь я проведу годы: каково первое впечатление? Определенно хорошее. У часового только трость, нет ремня и винтовки. Внутри, в ослепительном свете, показалась компания военных полицейских. Придется их остерегаться. Их сержант взял мои бумаги и направил меня в барак 83, по второй дорожке налево. В бараке 83, очевидно, оставляют кровати для случайных пришельцев. В этом видна забота о людях. Я вглядывался в неярко освещенные углы, которые казались мне пустыми: но кто-то на койке услышал шарканье моих ботинок, потому что дверь открылась. Вышел одинокий человек: механик авиации, как и я.

«Эй, ты откуда взялся? Со сборного пункта? Ну, тебе повезло — здесь тепленькое местечко. Бери себе любую кровать; кроме нас, никого нет. Я тут вроде дежурного. Пожрать чего-нибудь из столовой? Ладно… Поверка? Ну да, что-то вроде этого тут есть, кажется, построение, но капрал не потащится сюда. Тебе следующим номером к адъютанту, завтра. Я тебя проведу». Он был рассыльным в штабе.