Владимир Першанин - Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник)

– Их выносить срочно надо, – напомнил сержант. – Почти все тяжелые, мы их перевязали, а что толку. Сами гляньте.

Он показал глазами. Воронков увидел в метре от себя бойца, лежавшего с поднятой культей. Мокрый бинт сочился, вишневые капли набухали и равномерно срывались на рукав шинели другого раненого. Тот не замечал, что ткань пропиталась кровью, так как находился в более тяжелом положении. Горло было замотано обычным полотенцем с широким бурым пятном, под голову подложили пустой ящик. Человек кашлял, захлебывался, глаза обморочно закатывались.

Сержант смотрел на Воронкова с надеждой. Политрук не испугался, пришел сюда в самое пекло и, наверное, что-то придумает. Прекратили тревожное бормотанье непонятные восточные люди Азамов с Ягшиевым и высунулись из бокового ровика, где когда-то хранились снаряды. Кутузов трогал распухшие уши и чего-то ждал.

– Командир требует продолжить атаку, – неуверенно проговорил Воронков.

При этих словах Кутузов усмехнулся и недоверчиво покачал головой. Азамов и Ягшиев снова спрятались в ровик. Сержант свернул самокрутку и предложил Воронкову. Политрук отказался, полез за папиросами. Пачка смялась, остались лишь оторванные мундштуки и месиво табака с обрывками бумаги. Кутузов осторожно потянул пачку к себе.

– Давайте я вам сверну. Милое дело, из папиросного табака самокрутки вертеть. Нам в лагере иногда капитанский табачок выдавали. Ну-ка, лизните…

Он протянул самокрутку из газетной бумаги, Воронков послушно лизнул сгиб, принял цигарку и закурил. Неожиданное дело, чтобы блатные делали офицерам самокрутки. А Кутузов продолжал рассуждать:

– Товарищ Сталин тоже любит в трубку папиросный табак набивать.

– Да, – согласился Воронков. – Кажется, «Герцоговину Флор».

В этом общении штрафников со старшим политруком (считай, по званию капитан) проглядывалось что-то наигранное, натянутое. Воронков был слишком далек от них, он занимал ранее еще более высокую должность, сидел на совещаниях рядом с генералом, случалось, и выпивал. А сейчас оказался в окопе посреди нейтралки, и жизнь политрука зависела от разношерстной штрафной публики.

– Идти придется, – сказал после минутного молчания Воронков.

– Бежать, – поправил его сержант.

Он вызвал еще одного командира отделения, тот приполз из соседнего окопа и доложил, что у него также имеется двадцать бойцов. Не меньшее количество залегло на поле, им приходится туго, поэтому они поддержат атаку. В наличии оказалось два ручных пулемета. Легко раненные пообещали, что пока не уйдут и поддержат атакующих винтовочным огнем. В этом не было особого героизма, уйти в санбат они не смогли бы сейчас и при желании. Воронков окончательно завоевал доверие, когда подтянул к себе винтовку и рассовал по карманам несколько обойм.

– Эх, винтовочка-винтовочка, породнились мы с тобой, – весело пропел политрук. – Ударим, товарищи?

– Еще как!

Тягуче завыла мина, набрала высоту, долго падала, затем с коротким треском взорвалась неподалеку.

– Пятьдесят миллиметров, – определил кто-то. – Мелочовка, но вредная, сволочь.

Люди напружинились. Орудийный окоп был тесно набит, если сюда угодит даже мелочовка, то натворит дел. Вторая мина упала ближе. Надо вставать. Показывая, что подняться будет не просто, пулеметная очередь хлестнула по брустверу, расщепила цевье чьей-то винтовки. Владелец с такой озабоченностью рассматривал поврежденное оружие, что соседи невольно рассмеялись.

– Бери мою, – предложил один из раненых. – Дарю, не жалко.

Смех затих. Стало ясно, кто-то погибнет в первые же секунды, преодолеть себя стоило огромных сил. Пауза затягивалась, и сержант уже собирался поторопить Воронкова. Однако в этот момент послышался треск гранат и крики на правом фланге. Ждать было нельзя, это понял даже Воронков, не слишком сведущий в законах боя. Он поднялся первым:

– Там сражаются наши товарищи! Вперед.

Ходырев прикончил пулеметчиков под бетонной плитой и выпускал остаток ленты по всем целям подряд. Менее эффективно действовали расчеты «максимов» во главе со старшиной Глуховым. Они не трогались с места и вели огонь с большого расстояния. Брали интенсивностью стрельбы. Вода в кожухах закипала, расчеты спешно откидывали крышки и опустошали фляги, прерывая огонь лишь на минуту. Очереди «максимов» летели с большим рассеиванием, однако нервировали врага.

Бызин первый воспользовался пулеметной поддержкой и внезапно поднял свое отделение. В этом ему помог уголовник Надым. Неизвестно, в какую сторону провернулись его мысли, однако он заревел с яростью: «Вперед!», и кинулся вслед за сержантом. Уголовника не посмели ослушаться трое-четверо воров, рангом помельче, дружно бежали бойцы, верившие разжалованному лейтенанту Бызину, не отставали и более робкие штрафники.