Владимир Першанин - Чистилище Сталинграда. Штрафники, снайперы, спецназ (сборник)

Первые задания напоминали игру в ряженых. На караванных тропах оставляли сломанные повозки, обессиливших лошадей с ящиками патронов и гранат. Басмачи нуждались в боеприпасах и хватали наживку. Патроны с усиленным зарядом пороха вышибали при выстреле затворы, калечили людей, а запалы гранат срабатывали мгновенно, убивая наповал. Националисты перестали охотиться за боеприпасами и ослабили активность.

Еще сыпали яд в колодцы. Умирали и местные жители, но басмачи лишались воды, одурев от жажды, попадали в засады. Чекистские уловки помогали в жестокой борьбе, но победу удалось одержать, когда секретарями райкомов поставили бывших главарей самых крупных банд. В обмен на сытую жизнь они соглашались сотрудничать с советской властью.

Стрижак уезжал на новое место службы с именным «маузером» и богатым опытом. «Маузер» он позорно утопил на переправе через Северский Донец, когда сломя голову бежали от немцев. Иван Андреевич тяжело переживал неудачи Красной армии и вывел для себя две основные причины поражений. Первая – несмотря на жестокость Сталина, в войсках отсутствовал порядок, а вторую причину мог признать с большим усилием. Люди просто не хотели воевать, придавленные нищетой и тупым подневольным трудом в колхозах. По долгу службы он знал о миллионах бойцов, сдавшихся в плен, и это заставляло его задуматься.

Но если с моральным духом Иван Андреевич поделать ничего не мог, то с расхлябанностью боролся беспощадно. Однажды без лишних слов расстрелял начальника автомобильной службы, который трусливо бежал в тыл, оставив врагу целую колонну исправных грузовиков. В другой раз его злость обрушилась на молодого лейтенанта, вырвавшегося из окружения.

Тот рассказывал о превосходстве немецкой авиации, стремительных танках, которые били без промаха, получалось, что сражаться с врагом бесполезно. Стрижака охватила такая злость, что он опомнился, лишь когда лейтенант лежал мертвый, а сам он рассматривал пустой револьверный барабан. Возможно, парня надо было отчитать и поставить на место, но у чекиста не хватило выдержки. Мальчишеское лицо лейтенанта иногда возникало перед глазами, майор гнал мрачные воспоминания прочь.

Стрижак не щадил себя, не щадил других, но был против напрасных жертв. Поэтому сейчас гнал бричку к черту на рога, торопясь спасти от окончательного разгрома свое детище – штрафную роту. Еще им двигала обоснованная тревога: штрафники дружно побегут в плен. Занятый своими мыслями, он все же услышал треск мотоциклов и притормозил ход повозки. Получилось так, что два вражеских мотоцикла оказались между бричкой особиста Стрижака и лейтенантом Маневичем, спешившим вместе с Ходыревым в штаб дивизии за указаниями.

Стрижак и Маневич имели боевой опыт и не рвались в бой, находясь практически в тылу врага. Но если лейтенанта мотоциклисты не заметили, то повозку разглядели и развернулись в ее сторону. Все это происходило на закате, когда огромное солнце уже наполовину исчезло за вершиной дальнего холма. Утих дующий весь день ветер, над степью опускалась тишина, отчетливо слышался звук мощных моторов. Ездовой съежился и не знал, что делать. Зато не растерялся Стрижак, подхватил с соломы две «лимонки» и крикнул ездовому:

– Гони, дядя. Спасайся.

И прыгнул в пыльную жесткую полынь. Вслед за ним бросился верный Геннадий Захаров, уронил фуражку с синим околышем, снова нахлобучил и взвел затвор «ППШ».

– Гена, лежать. Только не двигайся, – возбужденно командовал майор. – Я начну, а ты следом.

– Понял, – кивал старший сержант.

Стрижак подпустил мотоциклы на пятьдесят метров. Кольцо взрывателя выдергивалось легко, секунда задержки и бросок. Гранаты взорвались возле заднего мотоцикла, передний увеличил ход и пролетел мимо, Захаров стрелял ему вслед с колена длинными очередями. Вдруг ахнул, выронил автомат и схватился за пробитую ладонь. У головного «зюндаппа» вышибло спицы, из бака вытекал бензин. Мотоциклист лежал, обняв руль, солдат из коляски убегал прочь, Стрижак азартно палил вслед из «ТТ» и мазал.

Солдат едва не столкнулся с Ходыревым, они выстрелили друг в друга, промахнулись, затем растерянно попятились. Поняли, если продолжать стрельбу с пяти шагов, то погибнут оба. Маневич тоже медлил. Вражеский солдат исчез в сумерках. Ходырев разглядел особиста и закричал, махая пилоткой:

– Это мы, товарищ майор.

Трогательной встречи боевых друзей не получилось. Стрижак сыпал злые вопросы: