Михаил Федоров - Сестра милосердия

Когда под склоном увидели дорогу, узнали:

— Она самая, Сухуми — Шрома…

От сердца отлегло. Сван вывел точно.

— Ему жизнь обещали, — сказал Анатолий.

Куда дели свана, неизвестно. Может, в штаб сдали, может, потом обменяли. Но батальон быстро повзводно рассредоточился над карьером, под которым тянулось шоссе.

Первую половину задания выполнили: выбрались на развилку, перекрыли дорогу. Со стороны Камана начался штурм Шромы, и по дороге грузины подбрасывали подкрепление: танки, «бээмпэшки». Как только бронетехника показалась на развилке, её встретили огнём гранатомётов. Грузины отошли. А потом с расстояния километр-полтора начали бить по склону прямой наводкой.

Одно дело, когда грузины находились внизу, а абхазы стреляют в них сверху, а другое, когда грузин в зоне поражения абхазов нет, а по рассыпанным над карьером стрелкам садят из орудий.

Видя, что они стали мишенью, в батальоне решили:

— Отходим!

Стали сниматься со склона. А раненых всё больше. Потащили.

Взвод Анатолия занимал правый фланг. От артиллерийской стрельбы Анатолия оглушило, и он приказа об отходе не услышал. Обходил свои посты, а никого нет. «Ну где же они?» — думал Анатолий.

По склону передвигался, как кошка: пробежит, заляжет, пробежит… Приближается к крайнему посту и слышит мягкую западноукраинскую речь:

— Вперэд, хлопци! Хохлы! Ниже опустился: тоже никого из своих нет. Думает: «Что такое?» Противник и сверху и снизу, и пули летят. Сердце дрогнуло: «Никого нет! Один».

Присел. Не может тропинку найти. Гранату взял. Себе: «Давай держись!» Приготовился к последнему бою.

Но тут глаза открывает — тропинка. Уже слышит, идут следом хохлы. Бегом отходит. Впереди полянка. За ней — кромка леса. Через поле.

Видит, кто-то уже в лес заходит. И Люда, последняя, оборачивается. Мужа заметила, как закричит: «Толя!!!» Её держат, чтобы не кинулась. Анатолий побежал что есть сил.

Абхазские части с трудом брали Шрому. Каждый дом — крепость. Из каждого окна стреляли. В уличном бою слабо помогала артиллерия. Абхазы несли большие потери. Со стороны противника потери тоже исчислялись сотнями.

Уже захваченный переулок приходилось брать снова. Из оставшегося позади дома начинали стрелять в спину.

В это месиво попал Василий Забетович.

С уцелевшими от предыдущих боёв парнями передвигались предельно осторожно. Но и тут в любой момент каждый мог получить пулю. Продвижение затруднялось ещё тем, что дорогу заволакивало дымом горящих домов. К тому же стояла жара. После первого штурма начинался второй, потом — третий.

В этих боях погибла Инга.

Ещё накануне она приезжала на Каман за медикаментами. Рассказывала: «Наташа, ты представить себе не можешь, что там! Раненый на раненом! Убитый на убитом! Крики, стоны. Запах — невозможно дышать. Гарь. Всё разлагается. Я как подумаю, что меня ждёт, не могу сдвинуться с места…»

Наташу беспокоили такие же мысли, но её батальон держали в резерве и в бой не бросали. А Инга напросилась. Наташа вспомнила, как восхищалась ею Лиана, и спросила себя: «Разве я заслуживаю такое?»

А Инга продолжала:

— Давай ко мне…

В Наташе всё готово было перевернуться. Её звали помочь. Всею жизнью она доказывала, что помощь другому для неё важнее остального. Замечала за собой ту особенность, что не может отказать. Она уже готова была сказать: «Инга, я иду с тобой», как вдруг Инга произнесла:

— Нет, Наташенька, не иди…

— Почему? Я пойду! — уже внутренне собралась Наташа.

— Из нас двоих пусть хоть одна останется… — Что ты несёшь, что?! — Наташа взяла за колени двадцатилетнюю подругу.

— Я знаю, что. Мой брат погиб. Моя младшая сестра — в Тамыше… Нет, Наташа, мне не нужна помощница, — произнесла девушка с твёрдостью взрослой женщины.

— Правда? Ты справишься сама?

— Справлюсь…

На следующий день в Шромах на глазах Василия Забетовича Инга, перевязавшая одного раненого, перебегала к другому и словно споткнулась. Падая, ещё по инерции двигалась вперёд, одна нога подвернулась к другой, и она ещё какое-то расстояние проехала по земле… Василий Забетович подскочил к медсестре: волосы её вытянулись длинной шлеёй… Взял за щёки: на лбу темнела маленькая дырочка. Развернул голову — затылок будто разнесло.

— У, гни-ды!!! Голос Василия смешался с треском автоматов и пулемётов.

Он держал девичью голову и не верил, что и этой девчонки уже нет. Нет чей-то невесты, нет чьей-то будущей матери, нет чьей-то будущей бабушки.