Виктор Мануйлов - Севастополь, Севастополь…

Гул корабельных двигателей стал стихать, заплескала в борт ласковая волна. Встряхнуло. Последний рык и шумный плеск воды за бортом. Приехали.

Красников облизал спекшиеся губы, попробовал пошевелиться, но тело его не слушалось. Кто-то наклонился над ним, произнес:

– Потерпи, браток, сейчас доставим в госпиталь.

Значит, война осталась где-то позади, он ранен, но живой. Теперь будет лечиться… чистые простыни, нормальное питание, баня и все прочее. А за это время наши соберутся с силами и погонят фрицев до самого их Берлина. Другого просто не может быть. А он поправится и снова будет воевать в своей роте.

А еще лучше, если его пошлют на краткосрочные командирские курсы, как обещал комдив Коровиков – еще тогда, когда дивизия, которой он командовал, отходила с боями к Севастополю, не зная, что немцы перерезали к нему все дороги. Увы, комдив Коровиков, когда прорывались через горы, сгинул где-то вместе со своим штабом, потому что дивизия, – вернее то, что от нее осталось, – распалась на мелкие группы, но все равно: он, старший сержант Красников, уже покомандовал и взводом, и даже ротой и вроде бы неплохо командовал, так что курсы ему обеспечены.

В Новороссийском госпитале Красникову сделали операцию: вытащили осколки. Затем раненых рассортировали, кого куда, тяжелых погрузили на пароход и отправили в Сочи, где все санатории превращены в госпиталя. В один из них, что расположился в Мацесте, поместили Красникова. Говорят, что где-то здесь неподалеку когда-то отдыхал Сталин.

Недели через две, когда Красников понемногу начал ходить, опираясь на костыли, вошла медсестра Аня, курносая и смешливая девчонка, и, пошарив по палате глазами, произнесла без обычной беспечной улыбки:

– Красников, вам надо в одиннадцатый кабинет. Это на первом этаже… – Помолчала, глядя на него так, точно видела впервые, спросила: – Дойдете сами, или на каталке?

– Дойду, – сказал Красников весело.

– Полотенце возьми на всякий случай, – посоветовал сосед с койки у окна, старшина второй статьи Тимохин, как раз с того охотника, на котором везли Красникова в Новороссийск, раненный во время налета немецких самолетов.

– Не надо полотенца, – все так же серьезно отвергла совет старшины медсестра. И вышла.

– Что за кабинет? – спросил Красников, натягивая на себя больничную пижаму.

– Там узнаешь.

– И нам расскажешь.

– Может, в нем особо отличившимся наливают по сто грамм перед обедом, – неслись со всех сторон жизнерадостные голоса.

На двери кабинета, расположившегося в темном ответвлении от главного коридора, между запасным выходом и красным пожарным щитом, тускло отсвечивала латунная табличка с номером «11». И никаких надписей. Да и сам коридор был каким-то мрачным и неприбранным: здесь стояли запасные рамы, ящики, пустые шкафы с запыленными стеклами. Было и отличие от прочих кабинетов: дерматиновая обивка двери, под которой угадывался толстый слой ваты.

Красников огляделся, пожал плечами, постучал.

Никто не ответил.

Он толкнул дверь, заглянул в образовавшуюся щель и увидел совсем близко от себя стол, за столом согнувшуюся фигуру человека в габардиновой гимнастерке с голубыми петлицами ВВС и одной шпалой.

– Разрешите, товарищ капитан? – спросил Красников.

Капитан поднял лысеющую голову, несколько долгих мгновений разглядывал Красникова, точно прикидывая, пускать его за порог или не пускать, так что Красников решил объяснить свой приход:

– Мне сказали: в одиннадцатый кабинет… Может, это не к вам?

– Ко мне. Заходи.

Красников вошел, представился:

– Старший сержант Красников. – И добавил не слишком уверенно: – Андрей Александрович.

– Садись, Андрей Александрович, – велел капитан и откинулся на спинку стула.

Красников с трудом опустился на краешек табурета, вытянул больную ногу, костыли прислонил к стене. Все это время капитан внимательно следил за каждым его движением.

Умостившись, Красников глянул на капитана, но тот сидел спиной к окну, за которым ярко блестела на солнце жестяная листва магнолии и ее, похожие на водяные лилии, ослепительно белые цветы, так что разглядеть лицо капитана удалось далеко не сразу. А оно ничем особенным не отличалось, разве что нос широкий и будто бы расплющенный, какими бывают носы у иных боксеров, да шея короткая, да глаза маленькие и близко посаженные друг к другу, а какого цвета глаза, не разглядишь.