Ростислав Самбук - Марафон длиной в неделю

— Не курю, вот и нет. Да и вообще с табаком сейчас трудно, и граф фон Шенк не оставляет сигарет...

Бобренок, не дослушав, направился к выходу. Сказал громко, даже чересчур громко:

— Поехали!

Они миновали не оглядываясь освещенную часть парка перед ступеньками, зашагали по гравию дорожки и, услышав, как хлопнули двери охотничьего дома, остановились в кустах. И тут же Толкунов встревоженно прошептал:

— Ну?

— Никого, — ответил Бобренок, но сразу поправился: — Кажется, никого... — Подумал немного и приказал: — Миша пусть возвращается домой, а мы тут понаблюдаем. Не нравится мне...

— Что не нравится? — поинтересовался Толкунов. — Никого же не нашли.

Майор рассказал о табачном запахе и о подозрениях Мохнюка. Тогда капитан предложил:

— Надо окружить дом. А парня — домой. Пусть только передаст Виктору, что мы тут...

Миша, услышав, что его отсылают, попытался возражать, однако Бобренок лишь хмыкнул недовольно, и юноша понял, что решение майора окончательное. Но направился к калитке медленно, как будто надеялся, что еще окликнут.

Услышав шаги, Виктор включил мотор. Двигатель зарычал сердито и требовательно. Миша подумал, что он мог остаться хотя бы тут, возле «виллиса». Однако майор приказал вернуться домой, и он не имел права ослушаться. Но ведь должен еще передать шоферу, чтобы ожидал начальство, и, значит, мог немного задержаться и поболтать.

— Глуши мотор, — сказал Миша, опершись на капот, — потому что им там до утра загорать...

Виктор не удивился, повернул ключ зажигания и спросил:

— Набрели на что-то?

— Решили окружить дом... — прошептал Миша, придвинувшись к Виктору. — Наверно, там целая банда.

Он думал, что ошарашит шофера, однако Виктор только лениво потянулся и сказал вроде бы совсем безразлично:

— Наши и банду возьмут.

— Не может быть!

Шофер шмыгнул носом.

— Не твое это дело, — сказал сурово и пренебрежительно. — Тебе что приказано?

Пренебрежительность этого парня, чуть ли не ровесника, ошеломила Мишу. Он хотел в ответ съязвить, но вместо этого вдруг сказал жалобно:

— Отослали меня домой...

— Ну и топай, — ответил шофер безжалостно, — тут недалеко.

Валбицын сидел в кресле у открытого окна и крутил в ладонях бокал с коньяком. Кранке прикрыл колени шерстяным пледом, курил и молчал, только огонек сигареты выдавал его присутствие.

Валбицын допил коньяк, ощупал карманы, но, не найдя курева, попросил:

— Бросьте мне сигарету, гауптштурмфюрер, я забыл свою пачку внизу.

Кранке глубоко затянулся и не ответил. Подумал: этот Валбицын обнаглел до невозможности и надо поставить его на место.

Ответил холодно:

— Так кто вам мешает спуститься?

— А вы скряга, Кранке, — внезапно воскликнул Валбицын. — Правда, все немцы не отличаются щедростью, но чтобы пожалеть сигарету...

— Вы что-то сказали о немцах? — угрожающе переспросил Кранке. — Или мне почудилось?

— Нет, не почудилось. Я сказал, что вы — типичный скряга, гауптштурмфюрер.

— Еще три дня назад я расстрелял бы вас за такие слова, господин Валбицын.

— Три дня назад я не сказал бы такого.

— Демонстрируете свою независимость? Но учтите, вы все же зависите от меня. От меня и Краусса, — поправился он, — и мы можем оставить вас в приятном обществе Георга.

— Думаю, не осмелитесь сотворить такую глупость.

— Забываетесь!

— Бросьте... — иронично усмехнулся Валбицын, — не пыжьтесь, ваша песенка уже спета, и вы теперь — пшик... Так дадите сигарету?

Кранке оперся ладонями на поручни кресла. Еще секунда, и он вышвырнул бы эту паршивую свинью в окно, однако сразу же овладел собой и потянулся за сигаретами. Подал всю пачку Валбицыну. Подавил раздражение, подумав, что это, пожалуй, только цветочки, а впереди у него тернистый, извилистый путь, и следует держать себя в руках.

Валбицын щелкнул зажигалкой. Кранке показалось, что в какое-то мгновение, пока тот прикуривал, успел увидеть победную улыбку на ненавистном лице. И снова гнев закипел в нем, и снова он осадил себя. Решил: негоже затевать перепалку, раздражение станет свидетельством его слабости, а он еще не признал своего поражения. Поскольку несомненное поражение рейха вовсе не означает личного краха его, Кранке, и самое время вспомнить, что он не только гауптштурмфюрер СС, а также фон Кранке, немецкий дворянин, род которого был известен еще в семнадцатом столетии. Правда, и Валбицын был поручиком царской армии, но ведь тогда в поручики мог выбиться каждый. Как у них в Германии даже полковниками и генералами СС становились бог знает кто — мелкие лавочники, мясники, чуть ли не лакеи, а он, фон Кранке, так и остался гауптштурмфюрером. Этот невысокий чин, по армейской градации лишь капитанский, давно не давал покоя Кранке. Он подумал об этом с раздражением и сейчас, но тут же опомнился. Полковников и генералов теперь будут разыскивать особенно тщательно, а разных гауптштурмфюреров полным-полно, и потому ему значительно легче затеряться, если даже американцы откажут в поддержке.