— Ну? — спросил комендант переводчика, как только тот закрыл за собой дверь и остановился у порога.
— Господин комендант, несмотря на мнение врача, я имею смелость усомниться в том, что Баглай покончил с собой, — тихо, с придыханием произнес Нестеренко, оглядываясь на дверь. — Не исключено, что бывшего старосту четвертого барака умертвили...
— Каким образом?
— Насильственным.
— Но ведь двери и окно были заперты изнутри.
— Это ничего не значит. Вы обратили внимание, что верхний шпингалет не был закрыт?
Витцель должен был признаться себе, что он действительно не обратил особого внимания на такую мелочь. Дверь была закрыта изнутри и ключ торчал в скважине замка — это он помнил хорошо. Нижний шпингалет прикрывающей створки окна находился в гнезде, а верхний... Да, верхний не был закрыт. Все-таки он наблюдателен, этот Нестеренко.
— Значит, вы полагаете, что кто-то, вылезший из комнаты через окно и затем закрывший раму снаружи, сумел каким-то хитроумным способом опустить нижний шпингалет в гнездо? — недоверчиво покосился на переводчика комендант. — Кто, по-вашему, мог совершить убийство?
— Я не столь самоуверен, чтобы утверждать что-либо. Нужно тщательно исследовать все обстоятельства, пригласить специалистов, чтобы они осмотрели труп, комнату, находящиеся в ней предметы.
«Почему же я не сделал этого? — подумал Витцель. — Ага, я был твердо уверен, что имею дело с самоубийством».
— Откуда вам известна техника следовательской работы?
— Техника? Я не сказал бы... Я, правда, читал всякие детективы и, кроме того, знаю, что милиционеры, полицейские не разрешают подходить к трупу до приезда следователя с собакой. Следы, отпечатки...
«Да... — с досадой подумал комендант. — Следов там, если они и были, конечно, не осталось, все затоптали. Собственно, это не стоило бы выеденного яйца, если бы Баглай не был старостой проклятого четвертого барака. Все, что связано с этим бараком, не должно ускользать от моего внимания».
— Какие, по-вашему, причины, побудившие убийцу решиться на такой шаг?
Нестеренко снова тяжело вздохнул и оглянулся на закрытую дверь.
— Самые различные — сведения личных счетов, желание занять будущее вакантное место, боязнь разглашения какой-либо тайны и, наконец, — грабеж.
Последнее предположение удивило Витцеля.
— Грабеж? Вы думаете, у него было что-нибудь ценное?
— У старост водится золото, я имею в виду золотые коронки... Они выменивают на них у эсэсманов охраны самогонку.
— Вы можете это доказать?
— Нет. Я никогда не рискну высказывать что-то порочащее представителя высшей расы, приводить доказательства. Но с вами я должен быть совершенно откровенен. Не то, что наш старший переводчик Лукашевич, которого пленные прозвали Цаплей.
— А что он?
— Хитрейшая бестия. За взятки покрывает предосудительные действия старост.
Витцель прошелся по комнате. Боже — золото, взятки, водка, загадочные убийства... И где все это происходит? В подчиненном ему лагере военнопленных.
— Скажите, Нестеренко, вы кого-нибудь подозреваете в убийстве?
— Но ведь подозрение — это еще не доказательство.
— Не крутите! Отвечайте на вопрос.
Переводчик закусил губу, переступил с ноги на ногу. Лицо его приняло страдальческое выражение.
— Ну, Нестеренко?
— Я считал бы нужным проверить... — Глаза переводчика забегали, он явно не желал брать на себя ответственность.
— Кого? — нетерпеливо притопнул ногой комендант.
— Ну, хотя бы... — вяло начал Нестеренко. И вдруг решительно тряхнул головой — эх, была не была. — Унтерштурмфюрер, зачем гадать, предполагать... Хотите знать, что происходит в четвертом бараке, — назначьте меня туда старостой. Через три недели, максимум через четыре, вы будете знать все.
— А вы справитесь с обязанностями старосты? — прищурился Витцель. — Нужно, много энергии и полное отсутствие каких-либо сентиментов. А я что-то не помню, господин Нестеренко, чтобы вы лично избили до смерти кого-либо из своих соплеменников. Вы, к сожалению, мягкий человек.
Переводчик с разочарованным, скучающим видом смотрел мимо коменданта: его не поняли, его предложение отвергается. Ну что ж, он попытался открыть коменданту глаза, предложил свои услуги, сделал все, что мог...
— Почему вы молчите, Нестеренко?
Переводчик вздрогнул.
— Я понял, что мое предложение отвергается.
— Нет. Все зависит от того, сумеете ли вы в новом качестве проявить максимум твердости и жестокости.
Читать дальше