Юрий Гайдук - Штрафбат. Закарпатский гамбит

Мысленно проигрывая предстоящую операцию, генерал Карпухин и его приближенная братва даже подумать не могли о том, что штрафника Боцмана узнает в рыночной толпе ихний же мухолов и, сопоставив все те вводные, которые разошлись по округу относительно побега семерых штрафников из-под стражи, начнет пасти его, как пасет своего муженька-блядуна ревнивая бабенка, пожелавшая выцарапать глазенки всем его прихихешкам. И интересно, чтобы он, генерал Карпухин, предпринял в подобной ситуации?

Провалил задержанием Боцмана всю операцию?

Вряд ли. Точнее говоря, этот вариант отпадал наглухо. Тогда что же еще?

Делать побыстрее ноги и смыться из города, пока этот сучий мухолов не заручился надежным подкреплением?

Тоже исключено. Вся ментовская контора и окружное Управление НКВД будут поставлены в известность о том, что беглые штрафники окопались в городе, и тогда, считай, операция также будет провалена – в городе никому из них уже не появиться.

В таком случае, что же еще?

Выход был, но это означало преступить ту черту, о которой предупреждали Карпухин и Тукалин и преступать которую не было никакого желания у самого Бокши. Хотя казалось бы, что немец, которого пришлось срубить в тылу противника, что свой, советский мухолов – и тот, и другой мешали выполнению четко поставленной задачи…

Была и еще одна «деталь», о которой не мог не думать Андрей Бокша, мысленно взвешивая все «за» и «против» относительно того решения, которое он должен был сейчас принять.

Если потеря «языка», которого его группа взяла за линией фронта, была всего лишь фронтовой проблемой, то провал этой операции уже приобретал государственное значение. По крайней мере, именно так растолковал задачу его группы и его личную ответственность генерал Карпухин.

Показав глазами на мухолова и сделав знак, чтобы следовали за ним, Андрей выждал момент, когда мухолов вновь повернется к нему лицом, и неторопливым шагом направился к проулку, который выводил в часть города, наиболее пострадавшую от бомбежек.

Пройдя метров пятьдесят, остановился «завязать шнурки на ботинках» – настырный мухолов все так же следовал за ним. Чуть дальше за ним также неторопливо шли еще двое – Халмуратов с Торопчиным.

«Ну что ж, голубок, тебя никто не неволил, сам напросился», – вздохнул Бонша и, пройдя чуть ли не весь проулок, нырнул за угол полуразрушенного дома. Замер, прижавшись спиной к стволу чудом сохранившейся груши.

Чтобы не спугнуть мухолова, который на свой страх и риск решил выследить берлогу сбежавших из тюрьмы штрафников, Андрей уже не оглядывался назад и не перепроверялся относительно своего преследователя, спиной чувствуя, что тот всё так же тащится за ним, как изнывающий от страсти кобель за течной сукой.

Теперь свое слово должны были сказать Шайтан с Пиской, уже давно сообразившие, что просто так Боцман с барахолки не рванет – для этого нужны были весьма веские причины. А причиной могло быть только одно: он понял, что в нем признали одного из штрафников, с ноги из казенного дома, и теперь хотят посадить его на сковородку с поджаркой [47] .

Бокша ждал, вжавшись спиной в шершавый ствол груши и отлавливая каждый шорох, каждый звук, доносившиеся из проулка. Это было привычное состояние ушедшего за языком разведчика, но он слишком долго провалялся в госпитале, и теперь всё это было для него как бы в новинку.

Чувства и нервы были напряжены до предела, и теперь он уже не думал о том, как отнесется к убийству мухолова генерал-майор Карпухин. Главное сейчас – не дать возможности этому настырному козлу уйти, а там уже куда кривая вывезет.

«Господи, скорей бы!»

Стараясь осадить себя и хоть как-то справиться с сердцем, которое, казалось, готово было выпрыгнуть из груди, он мысленно перекрестился и в этот же момент услышал топот ног и приглушенный вскрик человека.

И в этот же момент что-то очень далекое и казалось бы давно забытое полыхнуло в глубинных закутках его памяти, выбросив в сознание обрывочные картинки «Сиблага»… зоны… жаркого костра на лесоповале и наконец-то…

– Мать бы твою, в лагеря и в красну армию! – выругался Андрей и, рывком оттолкнувшись от дерева, бросился в проулок.

К этому моменту Шайтан и Писка уже успели вырубить несчастного мухолова и теперь ждали командира, чтобы окончательно решить его судьбу.

– Живой? – срывающимся голосом выкрикнул Андрей, вглядываясь в лицо мухолова.

– Обижаешь, гражданин начальник, – хмыкнул довольный донельзя Писка. – Когда мы тебе вместо «языка» зажмуренного приносили?