Николай Панов - Боцман с «Тумана»

Подползли к краю обрыва. Легли рядом, с биноклями в руках. В радужных ободках линз выросли однообразные темно-синие с пенными барашками валы. Проплывала зазубренная колышущаяся линия горизонта.

Над ней висели продолговатые облака. Все сильнее дул ветер.

— Товарищ командир! — почему-то шепотом сказал Фролов.

— Ну что вам?

— Как же с Васей?.. — Он замолчал, с трудом перевел дух. — Его хоронить нужно.

— Мы его к ночи похороним, друг. Сейчас нельзя вахту бросать. Десант в любую минуту подойти может.

— А как корректировать будем… без рации?

— Как?

Медведев глядел на лежащего рядом моряка, на его стройные юношеские плечи, загорелую шею, румяное лицо под шерстяным подшлемником — видел его как будто впервые.

Мысль, что пришла в голову недавно, показалась дерзкой, неисполнимой. Должен ли он, смеет ли послать на верную смерть и этого красивого, полного жизни парня?

— Есть один выход, Фролов… — медленно сказал он.

Сигнальщик смотрел на него широко открытыми карими глазами.

— Видишь ли, если не наладим корректировку, весь наш пост ни к чему. Корабли не смогут громить укреплений — тех, что мы запеленговали. Рация не работает. Остается флажной семафор.

Фролов молча слушал. Медведев помолчал.

— Не знаю, что из этого получится. Но может быть, что-нибудь и вышло бы. Чайкин клюв высоко над морем: его далеко видно и с берега и с кораблей. Я решил было сам сигнализировать, да скорости дать не могу.

Фролов понял. Глаза блеснули обидой.

— А мне разве не доверяете? Я сигнальщик первого класса — семьдесят знаков в минуту пишу.

— Знаю… Да ты понимаешь, за что возьмешься? Должен стать на открытом месте, над самым обрывом. По тебе, как по мишени, все их орудия и пулеметы бить будут.

— Авось промахнутся, — просто сказал Фролов. — Товарищ командир, это вы здорово придумали!

Он приподнялся на камнях, густой румянец залил щеки. И вдруг напрягся, вытянулся, прижал к лицу окуляры бинокля:

— Наши боевые корабли на горизонте!

Медведев смотрел тоже. Плескался в линзах бесконечный океанский простор. Длинной изогнутой клешней вдавался в воду берег. Мерцал и переливался рубчатый горизонт.

— Справа, курсовой угол десять, товарищ командир!

И точно — в указанном направлении мелькнули по волнам еле видные зазубренные полоски.

— Дадим корректировку, товарищ командир! — Фролов не отрывал бинокля от глаз. — Вы за меня не бойтесь. Вася Кульбин любил говорить: «Матрос пули глотает, бомбы руками хватает…»

Он взглянул на Медведева и осекся. Рядом был прежний сдержанный, подтянутый командир, каким Фролов привык видеть его на мостике катера в часы боевых походов. Взгляд Медведева был ясен и тверд, экономными и быстрыми стали движенья.

Старший лейтенант достал из планшета карту. Ветер трепал и сворачивал легкие кальковые края. Медведев разложил карту в углублении, прижал с боков осколками гранита.

— Принесите ракетницу и сигнальные флажки!

Фролов бросился в кубрик, вернулся с большим, старинной формы, пистолетом. Вложил в ствол картонный патрон ракеты. Из клеенчатого футляра вынул два красных флажка.

Корабли приближались. Уже различались в бинокль очертания широких скошенных труб, углы орудийных надстроек. Но берег затаился, точно и не было в скалах настороженных, направленных в море батарей.

— Ракету! — приказал Медведев.

Фролов вскинул ракетницу. Узкая дымовая лента взвилась над высотой, высоко в небе вспыхнул алый лоскут дыма. Мгновение спустя такая же ракета поднялась над флагманским эсминцем.

— К корректировке приготовиться! — приказал Медведев, не отрывая бинокля от глаз.

Фролов шагнул вперед — в каждой руке по развернутому флажку. Стоял теперь на самом краю ветристой бездны, ясно видимый и с моря и с берега. И, улучив момент перед началом сигнализации, сделал то, что делал не один краснофлотец, смотря смерти в глаза, никогда не сгибаясь перед врагом.

Он сорвал и бросил на камни свой шерстяной подшлемник и, бережно достав из-за пазухи, расправил, лихо надел набекрень старую, пропитанную солью бескозырку с золотыми литерами и ленточками, вьющимися на горном ветру.

— Ему меня подстерегать не резон! — крикнул Агеев Медведеву, бросаясь вслед за диверсантом к выходу из ущелья.

Такова была первая мысль. Конечно, мнимый англичанин постарается не упустить ни мгновения, использует преимущество во времени, чтобы, затерявшись в скалах, уйти к своим. Но тотчас родилось другое соображение.