Олег Ермаков - Арифметика войны

Шли дальше.

Катер крушил сосновую тишь безлюдных берегов, но впереди она угадывалась – там, на солнечных плесах, под глыбами теней, среди мрачно-торжественных елей, замшелых валунов. Виктор Данилович рассказывал, как в ноябре вели плоты в Витебск, на хвосте у осени ехали, можно так выразиться. Довели. А наутро встали: забереги блестят. Решили – пройдем, середина еще чистая. Шли-шли… «Как Серая Шейка», – угрюмо вставил механик. И путь закрылся – лед. «А это не ледокол “Ермак”, – снова подал голос механик, – пришлось в Витебске зазимовать». – «А если туман?» – спросил Глинников. «Прожектор врубаем, – сказал механик. – Или к берегу – рыбку удить, Данилыч любитель». – «Здорово», – позавидовал Глинников. «Вот Пушки!» – провозгласил Борис, отворачиваясь от капитана. Тот объяснил: Наполеон переправлялся, артиллерию утопил. Глинников шагнул к борту, склонился в надежде увидеть жерла орудий – тех, что когда-то «слились в протяжный вой» Бородина, а сейчас молчали. Но увидел только блики солнца, волны и отражения «Мирного». Капитан вздохнул. Борис глядел в сторону. Капитан покашлял.

– Неси, – кротко промолвил он.

Борис притащил пакет, начал выкладывать на лоцию, застелив ее газетой, хлеб, лук, сало, соль в газетном обрывке, три граненых стакана (а казалось, что стаканы должны быть железными) и бутылку.

– В виде исключения, – объяснил капитан.

– За знакомство, – подхватил механик.

– А так-то мы в Горянах если немного позволяем.

– Это конечный пункт, – прокомментировал Борис, бережно наливая первый стакан и поднося его капитану.

– Гостю бы сперва, – заметил тот.

– И гостю, а как же, – бодро ответил механик.

Капитан пил и закусывал, не отпуская штурвал. Пили за знакомство, за реку, за плотогонов, за море. Было хорошо: маленький катер, расплескивающий солнце большой реки, редкие деревни, хвойно-чистый воздух; где-то ниже гостиница с французами; где-то дальше город, редакция… А еще дальше, по дороге на юг области, – поликлиника в райцентре, там работает вчерашняя выпускница мединститута Галя Пинчук, окулист… Офтальмолог – поправляла она журналиста, почему-то ей больше нравилось так, а Глинникову – первое, потому что созвучно было с оккультизмом. В этой докторше было явно что-то оккультное, особенно в ее губах: сверхживых, необычайно подвижных, – Глинников забывал записывать ответы, глядя на ее губы. С тех пор он выгадывал туда новую командировку… и то, что пока он оказался на другом краю области, лишь сильнее натягивало струну. Было так хорошо, что хотелось запеть: «Как аргонавты в старину». Стоило ехать сюда, чтобы ощутить все это. Единение с воздухом и рекой. Братство с плотогонами. Лестригонами… вылетело из головы, что за персонажи. Ну, что-нибудь… кто-нибудь вроде лотофагов. А нет, это – поедатели лотосов, забывающие свою родину, свой Светлояр. Мои же плотогоны – родину помнят, хотя и не произносят громких слов об этом… Глинников в воодушевлении уже размышлял предложениями будущей статьи… Тихо и самозабвенно, изо дня в день трудятся они на реке, плавая… – вычеркнуть, Борис же сказал, что плавает – субстанция говно, а они ходят; значит, ходя… идя… то есть поднимаясь вверх, невзирая на погоду, на туман, на мороз – если осенью… да, рассказ капитана: на хвосте осени. Да – это люди. Без громких слов, не требуя наград. А в редакциях и кабинетах – натуральные свиньи. Словом, было так хорошо, что Глинников даже забыл о третьем тосте. Но вспомнил. Что-то ему об этом напомнило. Какая-то сложная ассоциация: звук – запах – слово – мысль… Может, то, что они шли вдоль реки, ну, по реке, а те уходили за реку. Какая-то здесь тоже мерещилась мифология: междумирие, что ли, или нет – река жизни, вот что, вот как правильно. А там, та – река смерти. И Глинников чуял ее дыхание. Он мог там быть. Он почти был там – и тем сильнее его упоение миром, жизнью, Галиной, хлебом, серой солью на газетном обрывке.

– Третий тост, друзья, – сказал Глинников, – всегда стоя.

– Мы и так стоим, – ответил Боря. Выпитое почти не брало его, только лоб раскраснелся, глаза стали синее.

Капитан добродушно рассмеялся.

– Пресса со счету сбилась.

– Нет, – ответил твердо Глинников. – Я все помню. Это, конечно, не третий тост по счету. Но третий… как бы это сказать…

– По сути, – подсказал Борис.

– Да! – Глинников тепло взглянул на сообразительного механика. – Короче, за тех, кто… с кем я… в песках… – он поправил очки.

– …хлебал из одного котелка? – уточнил Борис.