Олег Рябов - Четыре с лишним года. Военный дневник

– Его сестра что, была замужем за ювелиром?

– Чудо ты, юдо, рыба-кит! А ещё из России. Это улица Золотарей, на ней говновозы жили, и тут они своё золото вываливали.

– Я думал, он жил в еврейском квартале – он же еврей, правда, в годы моей молодости мы считали его австрийским писателем.

– Да, еврей, большую часть жизни прожил в Праге, писал по-немецки, умер в Австрии. Почти как у меня, я – грузин, большую часть жизни прожил в СССР, умру, наверное, в Чехии.

Грузин рассмеялся: – Я расскажу тебе, почему мне, уважаемому в Кутаиси человеку, пришлось уехать с Родины и даже не поймёшь куда: в какую-то Чехию.

– И как здесь, в Чехии?

– Нормально! Только праздников мало!

–..?

– Вы ведь знаете Мессерера?

– Да! – Я вздрогнул и подумал: откуда ему известно?

Я даже хотел что-то вякнуть про то, что Борис Мессерер и Белла Ахатовна Ахмадулина не дальше как месяц назад были у меня дома в гостях и я сварил специально для них уху из нашей волжской стерляди. А также весело хотел рассказать, как лет двадцать назад Беллочка в мастерской у Бориса на Малой Грузинской в Москве вся радостная и растрёпанная вышла к народу и честно спросила: «СССР (она так Мессерера называла) меня замуж зовёт! Идти?» и все пьяно хором завопили: «Идти!», Так родилась эта богемная счастливая супружеская пара.

Но что-то насторожило и остановило меня.

– А его родственник, Алик Мессерер, работал в Кутаиси на автозаводе. Он переехал к нам из Горького, на вашем ГАЗе работал

И мне опять стало не по себе: откуда этот водитель знает, что я из Нижнего Новгорода?

Таксист продолжал: – Алик в Советский Союз приехал из Франции, где жизнь скучна – праздников мало, а в Горьком праздников много: зарплату получил – праздник, колбасы купил – праздник и так далее. Вот и у меня в родном Кутаиси, знаешь, как много было праздников! Но в 1991 году Грузией завладел человек с понятиями – Звиад Гамсахурдиа, и праздники кончились – завод наш встал. Жить не на что, женщины в проститутки пошли, только бы детей прокормить. А я и вся моя семья – пришлось уехать всем, а у нас семья – сто десять человек. Где мы все?

– Георгий, а как к вам относятся здесь местные жители? Ведь была же «пражская весна», вы же советский человек, ощущаете какое-то особое отношение?

– А я здесь никому и не говорю, что я с завода Кутаиси. Знаете почему? В военной акции «Дунай», когда ввели войска Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году, были впервые использованы бронетранспортёры БТР-60. А в их разработке участвовал СКБ и нашего Кутаисского завода. А делали-то их только, да и сейчас продолжают шлёпать, в вашем Горьком, или, по-новому, – Нижнем Новгороде.

Мы подъехали к вокзалу, Георгий предупредил меня быть осторожным, мало ли что…

Когда я хлопал дверцей, мне показалось – на заднем сиденье без пальто, но в шляпе сидел, ссутулившись, худой, долговязый с костлявым пустым лицом мастер литературы абсурда двадцатого века.

С раннего детства, когда другие детишки уже раскрашивали потрёпанные учебники и прочие старые книжки цветными карандашами, подрисовывая феям и снегурочкам усы, моим самым заветным увлечением было разглядывание заграничных открыток. Они были вставлены в дорогие альбомы с незнакомыми буквами, спрятаны по пакетам и просто лежали в коробках. Отец непонятно зачем присылал домой со всей им освобождаемой Европы эти открытки – жалкие трофеи войны.

На фотографиях красовались сказочные замки в горах, озёра и реки с плывущими по ним яхтами, пароходиками, многочисленные дворцы.

Я собирал на столе, как современные дети из пазлов, из этих карточек с дворцами, церквями и красивыми домами целые улицы и площади, у меня получались целые города. Я мог уже отличить Прагу от Вены, а Дрезден от Берлина.

У многих мужчин наступает возраст, когда они становятся способны исполнить какие-то свои детские и юношеские мечты, например, купить фотоаппарат, автомобиль или побывать в местах, которые им казались в детстве сказкой. Вена! Мечта осуществилась – мой путь к Вене, как и путь моего отца, пролегал через Прагу.

Я прибыл на пражский закопченный, с выбитыми стёклами железнодорожный вокзал, мухи на него гадили, по-моему, с тех пор, как его построил великолепный Альфонс Муха. Было четыре часа ночи. На перроне стоял мужик, по-моему, значительно старше вокзала. Он уверенно подошёл ко мне и на чистейшем русском языке произнёс: