Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

Но Иван домой не пошёл.

«Джек Лондон, «Мексиканец», — повторял он про себя, застёгивая пальто.

Мокрый снег падал с тёмного неба, ноябрь был в этом году особенно холодный и неприветливый. Снег таял на земле, но от этого становилось ещё неуютнее.

Иван быстро дошёл до библиотеки, в коридоре отряхнул снег с кепки и пальто, вытер ноги и вошёл в большой зал. За одним из столов сидела Саня, увлечённая чтением.

Стараясь не мешать тем, кто сидел у столов, юноша подошёл к библиотекарше, попросил «Мексиканца» и через некоторое время уже держал в руках тоненькую книжечку. Его охватило разочарование. Книжка в его представлении была толстой, а тут что-то тощенькое, страниц на двадцать, не больше.

Он оглянулся, почувствовав на себе взгляд чёрных глаз Сани. Захотелось скорее уйти, но девушка уже встала из-за стола и подходила к нему.

— Добрый вечер! — шёпотом сказала она. — Ты что взял читать?

Иван молча показал книжку.

— Ох, как я тебе завидую! — сказала девушка.

— Ты тоже можешь взять её.

— Конечно, могу, но я уже читала… Я завидую тем, кто таких книжек не читал, а то прочитаешь и жаль, что прочитала, что это уже позади осталось.

«Удивительная девушка», — подумал Железняк, а вслух сказал:

— Мне уже пора, я пойду.

— Мне тоже пора. Пойдём вместе.

Они вышли из библиотеки. Снежинки, большие, тяжёлые, прорезали, словно перечёркивали, сильный свет фонарей. Народу на улицах было мало, все попрятались по домам, в уютное тепло, под свет домашних оранжевых и зелёных абажуров. Скоро зима.

Им нужно было расходиться в разные стороны, но Саня сказала:

— Пойдём. Я тебя немного провожу.

— Со мной не случалось, чтобы меня девчата провожали. Лучше уж я тебя до стадиона доведу.

— Пойдём, — просто сказала Саня.

Молча они прошли несколько десятков шагов. Ветер сёк снегом лица. Плохое время для прогулок. Саня остановилась:

— Ты про Кирилла что-нибудь слышал? Знаешь о нём что-нибудь?

— Ничего не знаю.

— И Марина не знает?

— Нет.

— Передачи носит и не знает?

— А ты откуда об этом проведала?

— Ну, этот секрет всей Калиновке известен. — Саня придвинулась ближе, почти вплотную к Железняку и заговорила горячо, словно оправдываясь: — Вот, понимаешь, я ей, Марине, даже завидую. Я и сама хотела пойти в тюрьму… Ведь мы же с Кириллом дружили. И не хватило смелости, испугалась, разговоров побоялась… Я один раз туда поглядеть ездила, Марину видела, даже страшно мне стало… Идёт, губы закусила, глаза в землю, ни на кого не смотрит, а сама гордая, как королева. В жизни я её лица не забуду. Она его любит?

— Не знаю.

— А я знаю. Любит! Наверное, любит. Вот бы мне так полюбить…

— Глупая ты, Санька! — рассердился Железняк. — Придёт время — полюбишь. А Кирилл не виноват, я в этом глубоко уверен.

— Я тоже. Ты вот что, про разговор наш никому не рассказывай… Глупая я, сама себя понять не могу. Я так тебе завидую! Придёшь сейчас, ляжешь и «Мексиканца» будешь читать. Иди!

Они попрощались. Железняк пошёл домой. Саня и её слова всё время не выходили у него из головы.

Когда он пришёл домой, был уже десятый час и Андрейка с Христиной собирались спать. Только Марина ещё сидела у стола над задачником, в техникуме задавали на дом много. Иван ужинал, а взгляд его невольно тянулся к тоненькой книжечке в твёрдой обложке. Видно, есть в ней что-то необычайное, если она так зачитана, если о ней так говорят.

— Хотите послушать, люди? — спросил он, ложась на диван и беря «Мексиканца».

Такое случалось не часто. Андрейка даже пискнул от радости. И спать можно будет попозже лечь, и интересную книжку послушать.

Сёстры примостились на кровати, Иван на диване, Андрейка в ногах у сестёр.

Молодой мексиканский юноша Ривера вошёл в комнату, взял каждого за сердце, и думать о чем-нибудь другом, кроме его судьбы, стало невозможно. Все они мыли вместе с ним полы и делали это для революции, все выходили вместе с ним на ринг против сильного, как буйвол, Дени, ненавидели судью — подлеца и мошенника, бились до последнего вздоха за победу, облегчённо вздыхали, когда судье ничего другого не оставалось, как поднять вверх победоносный кулак Риверы.

— «Революция могла продолжаться», — прочитал Иван последние слова рассказа и умолк. Ему показалось, что все уснули, такая стояла в комнате тишина. Но он увидел три пары карих, чёрных и голубых глаз, широко открытых и подёрнутых слезами. У него самого что-то царапало в горле, и дышать было трудно.