Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

— Никто над вами и не издевался. Товарищи ваши поступили правильно — не будете впредь замазывать трещин.

— Можно ли мне после того, что было, в цех заходить?

— Можно.

— Вам, может, и можно, а Кирилл Сидоренко не позволит, чтобы из него дурака или мошенника делали. Железняк или я — выбирайте!

Это была последняя ставка. Где-то в глубине души Кирилл был убеждён, что начальник не захочет потерять одного из лучших слесарей-сборщиков.

Но начальник взглянул на Сидоренко и не колеблясь взял ручку.

— Прошу, — сказал он, отдавая заявление. — Когда поумнеете и захотите вернуться, возьму и этого случая вспоминать не буду.

— Не дождётесь, чтобы я к вам на поклон пришёл. Были бы руки, работа найдётся.

— Это правда, — сказал начальник. — А всё-таки, если соскучитесь по нашему цеху, приходите. Всё.

И Кирилл вышел, не отважившись хлопнуть дверью, а осторожно прикрыв её за собой. Он зашёл в цех, взглянул на машины, которые так любил, и стало нестерпимо больно расставаться с этим дорогим и привычным миром.

Впрочем, отступать уже поздно. Кирилл взглянул на резолюцию начальника: и не дрогнула ведь рука написать слова об увольнении! Возврата уже нет и быть не может. Надо идти.

И с этого дня Сидоренко исчез с Калиновского завода. Поговорили-поговорили об этом случае в первом механическом, но Кирилл не появлялся, и о нём стали забывать, как обычно и бывает на свете.

Андрейка вернулся из больницы домой бледный, слабый и почему-то чуть виноватый. За ним ездили всем семейством, и, когда мальчик, ещё в больничной пижаме, вышел в приёмный покой, все удивились — так вытянулся он за время болезни. Почему-то особенно худой и длинной стала шея, взглянешь на неё — и страшно становится: как бы не сломалась…

Выйдя на улицу, мальчик засмеялся счастливо и весело, сам не понимая почему. Когда его отвозили в больницу, был неприветливый март, а теперь всё вокруг стало нежно-зелёным. В весенний убор оделись кусты и деревья, посаженные в палисаднике около больницы, и нежные ветки их тянулись к Андрейке, словно поздравляя его с выздоровлением.

Мальчик набрал полную грудь воздуха, но перед глазами пошли тёмные круги; он пошатнулся и упал бы, если бы не поддержали сёстры.

— Держись, за землю держись! — крикнул Иван, и все весело засмеялись.

Машина домчала их домой за пять минут. Андрейка самостоятельно поднялся на третий этаж, снял пальто, вошёл в комнату, прилёг на старый, милый, знакомый диван и только тогда поверил, что болезнь прошла. Там, в больнице, ему казалось, что никогда не кончатся все эти измерения температуры, осмотры горла и бесконечные уколы. Ему нечего стыдиться, он прошёл через все эти испытания мужественно — ни разу не заплакал и не всхлипнул, только изредка сжимал зубы от боли. «Ты настоящий Железняк», — иногда говорил ему доктор.

Да, всё время он был настоящим Железняком, а тут, вернувшись домой, когда всё страшное осталось позади, размяк от нежности и любви и тихо заплакал, положив голову на круглый, сильно потёртый валик дивана.

— Ну, теперь уже плакать поздно! — крикнула Марина.

— Во-первых, поздно, а во-вторых, не из-за чего, — добавил Иван, хорошо понимая чувства брата.

— Сейчас будем обедать, — торжественно возвестила Христя и быстро побежала в кухню.

— Давай, давай! — стараясь скрыть собственное волнение, поддержал Иван.

Через несколько минут обед уже был на столе. Андрейка заглянул каждому в тарелку, словно проверяя, не стала ли семья питаться хуже за время его болезни. Наверно, на яблоки и мандарины, которые ему приносили в больницу, ушла уйма денег.

Заметив эти взгляды, Христина весело рассмеялась, следом за ней захохотали и все остальные. Андрейка покраснел и сказал:

— Не надо было мандаринов в больницу носить. Что я, маленький? Там всё давали.

Иван взглянул на него и весело сказал:

— Ну, хорошо, больше мандаринов не получишь! — И, встав из-за стола, стал собираться. — Вы отдыхайте, а я на часок выйду.

— Куда?

— Надо мне.

— Что ещё за секреты? — воскликнула Христина.

— Да какие тут секреты! Понимаешь, мне хочется узнать, где сейчас живёт Кирилл, как ему живётся-можется.

— А где же ты узнаешь? — спросила Марина.

— Я думаю к Сане зайти.

— А она знает?

— Может, и знает.

— Это его любовь?

Марина так произнесла эти слова, что Иван ясно понял — совсем не безразлично относится сестра к Кириллу.

Он взглянул на Марину и не спеша ответил: