Вадим Собко - Избранные произведения в 2-х томах. Том 1

— Олух царя небесного, сдавай! Всё уже готово!

Иван взглянул на него непонимающим, туманным взглядом.

— Что ты сказал?

— Сдавай пробу. Уже готово.

— А это?

Иван показал на два места, где бронза была меньше покрыта синими пятнышками.

— Говорю тебе — готово. Сдавай.

— Я ещё раз пройдусь.

Он ещё дважды прошёлся шабёром по бронзе. Потом с отчаянием взглянул на Половинку:

— Максим Сергеевич, кажется, — всё. Зовите мастера.

Половинка взглянул на пришабренные плоскости вкладыша, понял, что Сидоренко был прав, проба уже готова полчаса назад. Технические условия говорили, что на квадратном дюйме прошабренной плоскости должно быть восемь — десять пятнышек краски, а этот Железняк насажал их десятка два, словно бронза сыпняком заболела. Чего же ещё ждать?

Максим Сергеевич позвал мастера и контролёра.

— Два часа двадцать минут, — записал мастер.

— Сейчас увидим, что это за новоявленный слесарь, — деланно сурово сказал контролёр, взглянув на Железняка.

Пробу взяли и унесли. Иван проводил её взглядом и опустился на скамью, которая стояла недалеко от верстака.

Прогудел гудок на перерыв, Все пошли в столовую, а Иван всё сидел неподвижно и немилосердно упрекал себя за поспешность: надо было ещё несколько разочков пройтись, тогда уже всё было бы как следует. А так — дадут третий разряд вместо четвёртого, а то и совсем, чего доброго, зарежут.

— Обедать не будешь? — прозвучал над ухом голос Сидоренко. — Переживания, значит, в разгаре?

— Пошёл ты к чёрту, — устало сказал Железняк.

— Ну и дурак, — в тон ему ответил Кирилл. — Сделал пробу, как бог, а переживает, как барышня.

И, вложив в свой взгляд самое глубокое презрение, Кирилл отошёл от своего бывшего ученика.

Первое известие о результатах пробы принёс Саша Бакай. Он пришёл, подсел к Железняку, заправил под кепку светлую прядь и сказал:

— Проба на четвёртый разряд. Молодец! Комсомолец так и должен работать.

— Откуда ты знаешь?

— Раз Саша Бакай сказал, — значит, факт, — гордо ответил секретарь комсомола. — Ты только сдай теорию, поддержи звание комсомола, а то у нас часто бывает: руки золотые, а голова дырявая. Подумаем на бюро, какую тебе нагрузку дать. А о разряде не беспокойся — четвёртый. Саша Бакай сказал, — значит, факт.

И отошёл, маленький и очень солидный в своём чёрном ватнике с замасленными рукавами.

И вышло так, как сказал Саша Бакай. Пришёл мастер и сообщил, что пробу оценили на «отлично» и что если он сдаст теорию, то четвёртый разряд обеспечен.

Итак, проба сдана… И сразу стало стыдно за свои переживания, волнения и разговор с Кириллом.

— Максим Сергеевич, — тихо спросил он, когда бригадир вернулся из столовой, — это была у меня самая лёгкая проба для четвёртого разряда? Да?

— Ты что, рехнулся? — сердито глянул бригадир. — Да сделай ты вкладыш на двести миллиметров больше — шестой разряд будет. Ясно? Марш — масляные канавки вырубать. Живо.

И парень бросился вырубать масляные канавки.

Через два часа после гудка квалификационная комиссия дала Ивану Павловичу Железняку четвёртый разряд.

Домой юноша не шёл, а бежал. Ему дали четвёртый разряд, четвёртый, четвёртый, четвёртый! Теперь он будет хорошо зарабатывать! И у Марины появится новая форма, у Христины — цветные карандаши, а у Андрейки — коньки. Но самое главное — то, что он теперь сам будет делать те самые машины, на которых держится мощь и сила Советского Союза. Настоящий рабочий — вот кто он такой!

Жаль, что нельзя рассказать маме о своём торжестве. Юноша внезапно остановился и свернул на боковую дорожку. Заходило солнце, мороз пощипывал всё сильнее, снег под заплатанными сапогами скрипел всё звонче, но Иван этого не замечал. Ещё несколько минут быстрой ходьбы — и он очутился на кладбище.

Длинные ряды могилок, украшенных крестами или обелисками с красными звёздами, тянулись по склону заросшего диким тёрном откоса. Тут лежала мама, и к её могилке он мог бы прийти с завязанными глазами. Совсем недавно маленький заснеженный холмик был крайним в ряду могил — теперь появились новые, а в конце ряда стоял сбитый из тяжёлых горбылей крест. Иван остановился около могилы матери и оглядел кладбище. За крутыми донецкими кряжами садилось солнце. Снег стал розовым. Юноша взглянул вверх и вспомнил, как в день похорон над кладбищем летал могучий степной орёл. Сейчас он ничего не увидел, кроме застывшего неба. Он заботливо стряхнул снег с обелиска, постоял несколько минут, улыбнулся, словно поверяя матери свою большую радость, потом не спеша, тяжело ступая, пошёл домой.