Гюнтер Хофе - Заключительный аккорд

Майор, не зная, что ему уже присвоено звание подполковника, попытался хотя бы на час забыться, не думать о том, что совсем рядом идёт война. Ему хотелось продлить это блаженство.

Урсула тихо заплакала.

Майор бережно погладил её по мокрому от слёз лицу, поправил прядь волос, упавшую на лоб, и прошептал:

— Любимая… — Он несколько раз поцеловал её в глаза.

— Я хочу всегда быть с тобой, Сепп, потому что люблю тебя, люблю, — повторила Урсула сквозь слёзы. — Я знаю, что должна решиться. Но я боюсь, я слишком слаба для этого… Я не смогу…

Браму показалось, будто его сильно ударили, ударили так, что он не мог больше ни пошевелиться, ни соображать. Боль растеклась по всему телу. С последними словами Урсулы рухнули все его мечты и надежды. В горьком плаче Урсулы ему почудилось что-то чужое.

— Люди, не желающие изменять свою жизнь, ищут для оправдания всякие причины, — начал он чужим голосом. — Например, говорят о страхе перед обществом. Свою бездеятельность и нерешительность прикрывают словами о сохранении покоя и благополучия. Стараясь избежать сплетен родных и знакомых, не хотят пошевельнуть и пальцем, чтобы улучшить своё положение.

— Но, Сепп… — Урсула была поражена.

— Я тебя никогда не торопил.

— Знаю, Сепп. Наверное, я большая трусиха. И так боюсь…

Брам застегнул портупею.

— Мне нужно идти. — Он чувствовал себя глубоко оскорблённым.

Всемогущие властелины: генерал Круземарк и фюрер СС Дитрих, командующие Рундштедт и Модель — все они требовали и ждали от него стойкости и геройских подвигов. Они не разрешали ему даже на тысяча девятьсот восемьдесят седьмой день войны поддаваться никаким чувствам, кроме одного — гордого и высокого чувства, которым должен руководствоваться офицер вермахта, чувства слепого исполнения приказов командования.

«Всё-таки я должен её понять, — подумал Брам, — объяснить, что я ещё могу ждать, пока она не примет окончательного решения. Но когда это произойдёт?»

Дверь за майором с шумом захлопнулась. Тусклые лампочки мерцали, как траурные свечи.

Ночь была всё ещё серо-голубой. Джип сразу ожил, образовав вокруг себя облако густого дыма, водяного пара и снега. Когда Брам включил газ, он почувствовал резкую боль в левой руке.

Четыре часа утра. По обеим сторонам дороги белели большие, иногда в человеческий рост, сугробы. Вдоль дороги — чёрный, наезженный колёсами машин след, как напоминание о том, что далёк путь до любящего сердца.

«Урсула, прощай! Я люблю тебя больше всего на свете, хотя и не услышал желанного «да» от тебя».

Машина, дёргаясь и подпрыгивая, медленно продвигалась. Впереди показалась растянутая колонна машин, зажатая с обеих сторон сугробами. Восемь тяжело гружённых машин с боеприпасами. Брам сбросил газ и вылез из машины. Солдаты толкали застрявшие грузовики, не скупясь на ругань. Один грузовик стоял поперёк дороги, завязнув в снегу по самый мост. Брам, чтобы хоть немного подбодрить солдат, начал помогать им отбрасывать снег. От работы у него потемнело в глазах, дрожь прошла по всему телу. Сквозь завывание вьюги послышались глухие разрывы снарядов. Это ветер, резко изменив направление, донёс до них грозные раскаты канонады.

«Огонь на подавление, как перед любым наступлением, — подумал Брам. — Янки стараются пробить брешь в нашей обороне, чтобы прорваться к Рейну, а я торчу здесь, когда там, на передовой, решается судьба моего полка».

Замыкающая машина, выскочив из колеи, сильно накренилась. От долгого буксования снег под колёсами превратился в сплошную кашу. Шофёр с помощью солдат попытался вытолкнуть машину на дорогу, но тщетно. От резких рывков и толчков ящики в кузове дрогнули, начали скользить, сначала медленно, потом быстрее, быстрее. Борт не выдержал, и груз рухнул на землю. Отчаянные усилия двадцати человек оказались напрасными. А грузовик тем временем всё больше наклонялся набок. Едва шофёр успел выскочить из кабины, как машина опрокинулась. От удара кузов треснул и кабина помялась. Перевернувшись ещё раз, грузовик отлетел к обледеневшему стволу огромной ели.

«Ни один человек не думает о спасении снарядов. А я почему не приказал им этого?» — подумал Брам и сам не смог ответить на свой же вопрос.

Шатаясь, он медленно пошёл к своей машине. Ему казалось, что джип находится бесконечно далеко. Вскоре шум с дороги стал едва различимым, а затем и совсем стих.

«Да, борьба со снегом сожрала все мои силы, а левая рука так и горит. Хоть бы отдохнуть несколько минут, а потом и дальше можно ехать. При таком ледяном ветре не трудно и концы отдать… Чтобы я, Брам, замёрз? Чепуха! Только передохну минутку, но не здесь, а чуть подальше.