Абрамсон - Дневник войны

Ждем смены главного врача, преступно развалившего больницу. Под его «покровительством» четыре раза разворовывали продуктовую кладовую, разрушена вся отопительная система, водопровод, прачечная — развалено все хозяйство больницы. Немало труда понадобится для восстановления всего этого. Но может быть с теплом все станет лучше. Станет ли лучше?!

Снова холодно. Сижу у окна в 3-м хирургическом отделении — перед глазами хирургический корпус с разбитыми стеклами, голые деревья. Метет! Обильный снегопад с ветром! Холодно! Но днем уже тает и чувствуется дыхание весны. Дни стали длинными.

Тоскливо на душе! Из «дому» — из Уфы — получаю тревожные письма: им стало хуже жить, труднее с питанием, дороговизна, Муся издергана и нервничает, Цилютка и того больше, совсем безумствует, хотя и не знает еще главного… Надежды мои на скорую встречу с ними испаряются. Вчера был у Озерецкого1 по поводу командировки — полный отказ. Теперь до сентября и мечтать нельзя вырваться к ним — учебный год рассчитан с марта до сентября, разве что произойдет что-нибудь чрезвычайное, вроде новой эвакуации института. Теперь всеми силами стремлюсь отправить Манечку. Она колеблется, но может быть вдвоем с докторшей, тоже готовящейся к отъезду, она и поедет. Это будет подлинное счастье для Цилютки.

У меня назревают крупные события, которые быть может круто изменят всю мою жизнь. Вчера получил приглашение занять должность главного хирурга эвакогоспиталя № 925. Предстоит большая, ответственная и интересная работа, где можно будет впервые испытать свои силы в качестве руководителя клиники. В голове уже бродят всякие новые мысли и проблемы, над которыми можно будет хорошо поработать! Да и необходимо поглубже окунуться в военную хирургию — опыт осени за последние три месяца как-то потускнел, а в клинике сейчас не вижу перспектив скорого возрождения. Впрочем, больницу и институт я не оставляю — основным местом работы по-прежнему будет Первый ЛМИ, заведование кафедрой общей хирургии.

Учебные занятия в институте развертываются пока весьма вяло. Деканат рассчитывает на апрель, но мне думается, что занятия по-настоящему не пойдут. Лишний довод в пользу госпиталя! Еще сутки буду размышлять, а завтра должен дать принципиальное согласие или отказаться.

Вчера же вечером прошелся по городу. Мрачная картина «города-героя»… К восьми часам вечера изредка попадаются одинокие прохожие, всюду груды чернеющего снега, талые лужи, несколотый лед…

Около 6 часов дня над головой засвистели снаряды с близкими разрывами. До сих пор еще неприятно действуют эти звуки! Как трудно к этому привыкнуть. Дома еще как-то сносно, а на улице, в районе обстрела — явно неуютно!..

И действительно случилось чрезвычайное — два дня тому назад получено распоряжение за подписью Землячки1 об эвакуации института — всей профессуры и студентов первого и второго курсов — в Пятигорск на два месяца; студенты третьего и четвертого курсов остаются в Ленинграде. Еще вчера утром я имел предписание собраться к 8 апреля, к 11 часам утра, а днем пришло решение Ленсовета об оставлении в Ленинграде всех клиницистов. Едут только теоретики и младшие курсы. По особому списку едут Шаак, Чирковский, Останков. Итак, снова рухнула надежда на встречу с моими дорогими Мусей, Ирочкой, Цилюткой. А в последние дни все острее тянет к ним, хочется бросить все и уехать. Какое-то гнетущее предчувствие не оставляет меня!..

Сегодняшний день ознаменовался крупным событием: после героических моих усилий отправил Манечку в Уфу. В 18.30 в вагоне № 13 (любимый Цилюткин номер!) она с большим багажом отправилась в дальний и трудный путь. Она не одна — с ней моя ученица, энергичная и дельная доктор Савченко, которая довезет ее до самого Юматова. Будем надеяться, что она благополучно доберется — к величайшей радости Цилютки.

Вчера открылась долгожданная «весенняя сессия» воздушных налетов.

В 7 часов вечера с опозданием была дана тревога — налетело около сотни машин, но бомбы падали «по-божески»: я насчитал всего четыре удара фугасных. За эти четыре месяца затишья (последняя «осенняя» бомба упала 4 декабря) мы, оказывается, не забыли этого страшного ощущения толчка снизу, короткого и тяжелого содрогания пола и, через несколько секунд, качания всей мебели. Бомбы попадали довольно близко от больницы…

К вечеру привезли нескольких раненых, в том числе и тяжелых. Ночью около 3-х часов вновь тревога, налет с иллюминацией снизу, оглушительные хлопки зениток и несколько далеких бомб. Теперь, когда постепенно забывается чувство голода, страх перед бомбами, полная беспомощность действуют гнетущим образом на психику. Особенно тяжело это сознание теперь, когда так хорошо складывалось все с эвакуацией института. А сейчас приходится быть свидетелем развала института! Мне особенно тягостно оставаться фактически не у дел, так как студенты 4-го семестра, начавшие слушать хирургию, уезжают. Читать будет некому!