Владимир Быков - Под Баграмом

Один раз был свидетелем весьма оперативного и строгого реагирования на факт кражи. Как-то советский батальон и с ним царандой участвовали в небольшой операции. С ночи солдаты лазили по горам, вели перестрелку с партизанами, обыскивали кишлак, а когда около 16 часов вернулись к месту сбора, одна женщина пожаловалась, что при осмотре дома солдат забрал маленький радиоприёмник. Командир десантного полка Фёдоров А. Н. построил подразделение, и женщина опознала виновного, украденное нашли в его вещмешке, нашли какую-то краденую вещь и ещё у одного солдата. Командир скомандовал провинившейся роте «Бегом марш», и километра три люди бежали — усталые, страшно злые, стиснув зубы, кто послабее — еле переставляя ноги, волоча за собой оружие и амуницию.

Конечно, любые проявления мародёрства недопустимы, они приносят вред не только населению, авторитету государства, но и самому войску, разлагая его. Но нельзя не сказать о жалком материальном положении нашего солдата. Прослужив год-два в действующей армии в чужой стране молодой человек уезжал к матери, невесте, не будучи в состоянии купить хоть какие-нибудь подарки им, не говоря уже о своих личных потребностях. Как мне известно от одного солдата-земляка из Вилейки, с которым я говорил на аэродроме в Газни, отправляя домой, им запрещали что-либо везти с собой, даже пустяшный брелок.

Несколько комичных ситуаций, связанных с тем, что мы плохо вписывались в некоторые армейские нравы, традиции, которые можно отнести к проявлениям армейской профессиональной деформации. Я сам иногда грешу нецензурным словом, слушал незаурядных матерщинников в системе МВД, но лидерство в этом бесспорно держала армия. Мне иногда приходилось звонить по телефону из одного воинского подразделения. Связь, особенно если на линии надо было пройти несколько телефонистов, давалась с трудом, где-то глохла, пропадала, несмотря на мои просьбы: «Земляк, дай „Амур“» или «срочно нужен „Урал“» и т. п. Кто-либо из присутствующих офицеров с укоризной обращался ко мне: «Товарищ полковник, кто же так разговаривает?» — брал трубку и командирским голосом «раскалял» линию связи таким многоэтажным матом, такой искусной и громкой руганью, что необходимый абонент действительно скоро находился.

Как-то партийный советник обратился к одному генералу из штаба 40-й армии с просьбой о помощи. Просьба была, надо сказать, не продуманная и малосостоятельная, да и преподнесена была с чисто партийным апломбом. Генерал, сразу уловив всё это, произнёс в ответ лишь три слова: «А этого не хочешь?» — и сделал такой эффектный жест типа танкового сигнала «заводи», что мы прыснули от смеха, а у просителя от неожиданности отвисла челюсть, и он потом долго обижался на грубость генерала, даже жаловался на него в Кабул.

В нервной обстановке Панджшерской операции мы как-то на повышенных тонах и, не стесняясь в выражениях, поругались с одним армейским офицером. Мне было неудобно, что сцена произошла в присутствии значительно старшего из нас не только по званию, но и по возрасту генерала Шкруднева Дмитрия Григорьевича. Назавтра, поостыв, я зашёл к нему, извинился за некорректные выражения, на что он, махнув рукой, сказал: «Не переживай, в вооружённых силах это принято».

Самое сильное чувство, которое давило на нас — это тоска по Родине, близким. Помню, зашёл как-то в первые недели в Кабуле к земляку, а у него на стене висит карта Афганистана, на ней сверху по территории СССР надпись крупными красными буквами «Родина». Я так растрогался, что готов был расплакаться. На втором году службы так надоел непривычный афганский ландшафт, что я, сидя в БТРе, по дороге в Чарикар «увидел» что-то вроде миража: родную белорусскую равнину с сочной зелёной растительностью, широкой рекой. Увидел это изумительно чётко, реально. Хорошо помню, что я при этом не спал, не дремал, кажется, даже глаза не закрывал, не могу объяснить, как произошло такое видение.

Сохранились у меня трогательные стихи о Родине, написанные в первые недели пребывания в ДРА кем-то из моих коллег:

В другом самодеятельном произведении были такие слова: «Пускай пешком и даже без патронов, но я в Союз бы с радостью ушёл…»