Иосиф Гуммер - Это было в Калаче

Молоденький лейтенант остановился возле деда.

— Ну как там, отец? Небось жарко? — весело спросил он, вытирая запыленное потное лицо.

Старику этот неуместный веселый тон пришелся не по душе. Он неожиданно набросился на командира:

— Жарко? Тебе-то небось прохладно, не спеша поспешаешь. А им как? — он кивнул в сторону беженцев. — Все бросили, детишек прихватили — и айда. Вот смотри: у меня их четверо, а что взяли с собой? Десяток тыкв да пуд зерна. А впереди что? Докель нам вот так-то? За Волгу? В Сибирь? Жарко!..

Улыбка слетела с лица лейтенанта. Он взял старика за плечи и, чуть помолчав, уже серьезно проговорил:

— Не обижайся, папаша. Слово даю — остановим.

— Вы не беспокойтесь, дедушка, — вмешался Цыганков. — Они обязательно остановят фашистов. Не только остановят — назад погонят.

— Правильно, парень! — Лейтенант потрепал Ивана по рыжеватым вихрам и снова обратился к деду: — Наше слово твердое, отец.

— Дай вам бог, — с надеждой проговорил старик. — Закурить нету?

Лейтенант вытащил из полевой сумки пачку махорки и сунул ее в руку деда. Потом помахал рукой и пустился догонять своих солдат. А старик долго смотрел ему вслед.

Перед самым вечером Ивану повезло. У ручья остановился грузовик, в кузове его сидели солдаты. Шофер, набрав воды, покосился на Цыганкова и сказал:

— Если калачевский, лезь, подвезем, места много не займешь.

Он оглядел форму Цыганкова и спросил:

— Ремесленник? Рабочий класс, значит.

И, не дожидаясь ответа, полез в кабину.

В кузове Иван с наслаждением вытянул ноги. Правда, он сидел сзади, и на ухабах его сильно встряхивало. Но после двухдневной ходьбы сидеть даже на таком неудобном месте было удовольствием.

Через час показалась окраина Калача.

Павел встретил друга сдержанно, по-мужски крепко пожал ему руку и деловито спросил:

— Значит, к нам в мастерские? Это хорошо.

Но, судя по тому, как радостно блестели у него глаза, чувствовалось: доволен Пашка, очень рад приезду Ивана.

— Значит, опять фронт тю-тю. Будем здесь загорать, в тихом месте.

Иван виновато улыбнулся:

— Направление дали сюда. Сказали — очень нужен. Да и Кузьма Петрович советовал…

— Хороший старикан, — перебил Кошелев. — Только загибает он, по-моему. Ну скажи сам, с какой радости я должен тут торчать, когда могу фашистов бить? Ну, чего молчишь?

— Да что ты ко мне привязался! — разозлился Цыганков. — Скажи, скажи… А я, может, сам ничего не знаю.

В плавмастерских собрались, в основном, подростки и женщины. Мужчины ушли на фронт, и их место у станков заняли ребятишки. Двум-трем оставшимся в мастерских старикам мастерам трудно было в первые дни совладеть с этой оравой. И не только потому, что у ребят было мало производственного навыка. Умение пришло, за этим дело не стало. Труднее было в другом. То, смотришь, поругались двое, а остальные побросали работу и подначивают их; то сломал парнишка инструмент и молча, чтобы никто не видел, выбросил его в мусор, а хороший стянул у соседа, и тот ходит полдня, пристает ко всем, отрывает от дела; то вдруг в самый разгар работы соберутся вместе и шепотом сговариваются, как удрать на фронт…

Приезду Цыганкова обрадовались все. Мастера были довольны, что появился фэзэушник, которого, наверное, многому научили; ребята радовались возвращению товарища. Особенно Михаил Шестеренко и Егор Покровский. Это была еще старая компания. Правда, с отъездом Ивана она вроде бы распалась. Но теперь снова собрались все вместе.

Михаил Шестеренко и Егор Покровский, как и Цыганков, выросли в Калаче, жили недалеко друг от друга. Казалось удивительным, что объединяет непоседливого, любящего верховодить Ивана со спокойным, уравновешенным, вечно что-то изобретающим Михаилом Шестеренко и с тихоней Егором Покровским. Но мало ли на чем могут сойтись ребята. Прежде всего — рыбалка. Для Ивана это были увлекательные походы, наполненные шорохами ночи, тихим плеском Дона с лунной дорожкой на воде, яркое пламя костра, чуть горьковатый кизячий дымок… Чем дальше уходил Иван от дома, чем больше видел новых мест, тем лучше себя чувствовал. А еще мечтал он — пройти таким маршрутом, забраться в такие дебри, где еще никто никогда не бывал. Вот было б здорово!

Миша Шестеренко тоже любил рыбную ловлю. Но по-своему. Для него главным было придумать хитроумную, особую снасть, самому сделать колокольчик на закидушку, устроить необычную землянку с двумя, а то и тремя выходами. Он был неистощим на выдумку.