Юрий Стрехнин - Избранное в двух томах. Том II

Отыскав Берестова — он сидел в окопе возле телефониста и, держа на колене планшетку с картой, что-то сосредоточенно рассматривал там, — я доложил о своем появлении. Занятый своими мыслями, он мельком глянул на меня, бросил:

— Пока ты по полю бегал, немцев Миллер забрал.

— Знаю…

— Не огорчайся! — утешил Берестов. — Еще повидаешь фрицев. — И снова опустил взгляд к карте.

Как я понял, делать мне пока было нечего. Кого бы поподробнее расспросить о взятых в плен летчиках? Мое любопытство удовлетворил Карзов. Он рассказал:

— Пока тебя где-то носило, их сюда привели на допрос. А тебя нет. Но тут как-то сразу Миллер появился. Видно, где-то близко проезжал. Увидел немцев, обрадовался: еще и не воюем, а такие важнецкие языки! Стал допрашивать и сразу же ответы переводить. Мы собрались, слушаем. Начал с того немца, что постарше, плотный такой, лет тридцати, волосы черные — не совсем ариец, значит. Этот охотно отвечал, без всякого фашистского гонора. Уверял: из рабочих, воюет поневоле. Но ты на будущее учти — допрашивать придется: немцы, как в плен попадут, и пролетариями, и коммунистами себя объявляют. Но ты этому не шибко верь. Нам еще на Северо-Западном такие попадались: на словах — «Гитлер капут», а в кармане — карточки, где перед виселицами красуется.

— А что летчики показали?

— Да что? Прибыли на наш фронт две недели назад. А до этого в Польше стояли. Сегодня ночью им приказ зачитали о наступлении. Вылетели бомбить нашу передовую.

— А почему же над нами летели, мы уже не впереди.

— Не понимаешь? Разворачивались после того, как отбомбились.

— А как их подбили? Неужто из стрелкового оружия? Все по ним стреляли. И я из ручного…

— Может, ты и подбил? — Карзов рассмеялся. — Нет, брат! По бомберу этому, может, тысяча нашего брата палила, но это редкая удача — такую махину пулей сшибить. Скорее всего — истребитель наш его рубанул. Они хотели до своих дотянуть, не успели — прыгать пришлось.

— А что второй летчик показал?

— Не летчик он. Стрелок-радист. Молодой, мальчишка, можно сказать. Чисто арийского вида: волосы светлые, глаза голубые. Сразу заявил, что он — не из простых, барон, чистокровный, значит, и разговаривать не желает. Ну, Миллер сказал ему по-немецки что-то крепкое, барон даже обалдел. А Миллер больше разговаривать с ними не стал — в дивизию повез…

Тяжелый, густой и вязкий, словно придавливающий звук, донесшийся с высоты, прервал наш разговор. Этот звук нарастал, ширился, словно бы заполоняя небо. Наши взоры обратились вверх. Снова в небе, посветлевшем, уже озаренном светом только что взошедшего солнца, строем клина шли немецкие бомбардировщики. А чуть выше них и по сторонам словно серебряные искры мелькали, превращаясь на какие-то мгновения в черные черточки и крестики, стремительно прочеркивающие безоблачную голубизну. И снова эти черточки и крестики становились серебряными искрами — там, в высоте, шел воздушный бой наших истребителей с немецкими, сопровождавшими бомбардировщики. Вдруг в высоте возникла узенькая, быстро расширяющаяся полоска дыма, какие-то секунды она тянулась параллельно горизонту, потом круто сломалась, быстро пошла вниз. Чей самолет подбит — наш или вражеский — понять было трудно. Воздушный бой в высоте продолжался.

Что происходит впереди, где наши войска держат оборону на самой передней линии? Известно только одно, что сообщил штаб дивизии: противник сегодня на рассвете крупными силами перешел в наступление на нашем фронте. Нам приказано быть в полной боевой готовности. Мы приняли эту готовность, не дожидаясь приказа.

В то утро, пятого июля сорок третьего года, мы еще не знали того, что станет общеизвестным впоследствии. Утренняя сводка Совинформбюро в этот день была такой же безмятежной, как и в предыдущие: «В течение ночи на 5 июля на фронте ничего существенного не произошло».

Но произошло весьма существенное. То, что стало достоянием гласности, только значительно позже.

Собственно, это, существенное, началось раньше.

Еще за трое суток до начала немецкого наступления, второго июля, наше Главное Командование предупредило командующих фронтами в районе Курской дуги Брянского, Центрального, Воронежского, Юго-Западного и стоящего в резерве Степного — о том, что в самые ближайшие дни, может быть даже в течение уже следующих суток, противник может начать мощное наступление. Было предписано привести войска в полную готовность к отпору врага, вести неусыпное наблюдение даже тем частям, которые стоят не в первом эшелоне, усиленно и непрерывно вести разведку — и наземную, и с воздуха.