Юрий Стрехнин - Избранное в двух томах. Том II

Миллер ожидаемое мной привез — целую папку. Но, передавая ее мне, сказал:

— Этим займетесь на досуге. Сейчас вам прибавится работы. Вы ведь, можно сказать, в двойном подчинении, две должности одновременно занимаете, впрочем, как и я: переводчик — это по штату, а агитатор — по общественной, так сказать, линии. Так вот, насчет этой самой линии. Пора нам готовиться к агитации среди войск противника. Выявите, кто из солдат в полку хотя бы мало-мальски знает немецкий, будем готовить из них рупористов. Хорошо бы иметь хотя бы по одному рупористу на каждый батальон. Я дам вам тексты, которые нужно будет разучить. Как только подберете рупористов, принимайтесь за разучивание. И уже сейчас готовьте рупоры — пусть их сделают ваши полковые оружейники из жести. И еще пусть они же соорудят метатели для листовок, чтобы можно было забрасывать их к немцам в окопы.

— А сумеют?

— Да это очень просто. Берется пустая консервная банка. Из-под американской тушенки, например, в самый раз. К донышку банки припаивается металлический круглый штырек — калибра применительно к калибру винтовки. В банку вкладываются свернутые листовки, винтовка заряжается патроном с предварительно вынутой пулей, банка штырьком вставляется в ствол — вот и готов метатель. Нацеливаетесь в сторону немецких окопов, производите выстрел. Банка летит по положенной траектории, а когда она начинает падать — из нее разлетаются листовки, их читают немцы и сдаются в плен. Просто?

— Рупоров и банок наделать просто, — согласился я. — А вот рупористов подобрать…

— А вы запросите сведения у командиров батальонов, — посоветовал Миллер. — Через штаб.

Я последовал совету. Начальник штаба полка майор Берестов, хотя и выразил некоторое неудовольствие тем, что моя «вторая должность» может отвлечь меня от основной — штабного офицера, тем не менее сразу пошел мне навстречу, дал соответствующее распоряжение — готовить «матчасть» для агитационной работы. А пока ее готовили, я занялся подбором рупористов.

Увы, знающих немецкий язык настолько, чтобы вести передачи, ни в батальонах, ни в других подразделениях отыскать мне не удалось. Правда, три-четыре солдата заявили, что знают немецкий, и были присланы ко мне. Но при проверке обнаружилось, что знания их более чем скромны. Похоже было, что ими руководила наивная надежда переменить службу на более легкую и безопасную, где-то подальше от передовой — они и не подозревали, что рупористу предназначено действовать на самом переднем крае, как можно ближе к противнику. Пришлось отправить самозванцев обратно. Но вот из минометной роты второго батальона сообщили, что у них есть солдат, который по-настоящему знает немецкий язык. Обрадованный, я не стал дожидаться, пока этого знатока вызовут в штаб полка, сам поспешил в минометную роту.

Когда я пришел к минометчикам, их командир, узнав, кто мне нужен, сказал:

— Есть у нас такой знающий. Из студентов. Гастев по фамилии.

— Гастев? — переспросил я. — Фамилия известная!

— Чем же? — полюбопытствовал командир роты.

— Был такой поэт Алексей Гастев, — объяснил я. — Очень видный в двадцатые годы, один из первых советских поэтов. О рабочем классе писал, славил труд. И не только поэтом был, а и ученым. Он, можно сказать, заложил основы НОТа.

— Чего?..

— Научной организации труда. Его стараниями был создан специальный научный институт, и он им руководил. У него книги по этому делу написаны.

— Ишь ты! — удивился комроты. — А Гастев про своего отца ничего не рассказывал. Может, однофамилец?

— Может быть. Да, а как его по имени-отчеству?

— Сейчас погляжу… — Ротный вытащил из сумки тетрадочку, полистал: Гастев Петр Алексеевич.

— И отчество совпадает. А где он?

— А вон там, где шалашик позади огневой.

Когда я подошел к шалашику, молоденький солдат, лежавший за ним и читавший какую-то толстую книгу, торопливо поднялся, растерянно глянул на меня.

Я назвал себя, спросил, любопытствуя:

— Что за книжка у вас?

— Математика… — смущенно ответил Гастев. — Занимаюсь в свободное время, чтобы не забыть.

— Вы студент?

— Да, Московского университета. Физмат.

— Как у вас с немецким языком?

— Отметки были хорошие…

Я объяснил Гастеву, какие виды имею на него, и увидел: он словно бы смутился. Но чем?

— Отметки отметками, — сказал я, — а как практически владеете?

— Читаю, перевожу со словарем.

— А произношение?

— Практики было мало.

— Ну вот, проверю вас, и если подойдете — начнем заниматься. Но нам важно не в разговоре совершенствоваться. Главное — произношение выработать правильное. Чтобы немцы нас понимали… Да! — вспомнил я. — Вы не родственник поэта Гастева?