Юлия Нестеренко - «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

К вечеру мы дошли до окрестностей горного аула Хайбах. На околице собирал хворост крепкий мужчина в лохматой папахе и бараньем полушубке. Он выпрямился и без малейшего удивления или боязни смотрел на шестерых вооруженных немецких парашютистов.

— Ассалям алейкум, — поздоровалась с ним по-чеченски Лайсат. — Прости, отец. Попали мы сюда нечаянно. Нельзя ли нам провести здесь ночь?

— Сам Аллах ведет путников в горах, и он же делает их гостями избранного им горца, — сказал чеченец довольно чисто по-русски и, пригласив нас в саклю, пошел вперед.

Наклонившись под низкую притолоку, мы по одному вошли в небольшую комнату, посредине которой прямо на полу горел самодельный керосиновый светильник. Оба окна, расположенные в той же стене, что и входная дверь, были завешены маленькими пестрыми ковриками, поэтому мы и не видели снаружи света в доме.

Мебели в комнате не было, только вдоль стен тянулись невысокие, но широкие возвышения, на которых громоздились целые горы подушек и ковров. Свернув ноги по-турецки, мы расселись на этих возвышениях. Хозяин занес и установил небольших размеров столик на коротких ножках, а вошедшие вместе с ним две женщины принесли деревянное блюдо с фруктами и поставили его на этот столик. Их лица почти до самых глаз закрыты темными платками, но судя по легкой походке и стройным фигурам, обе они были еще молоды и красивы. Петров пнул меня ногой. Чего он хочет?

— Ду бист ариец, веди себя соответственно, — тихо пробормотал он.

— А пусть фроляйн останутся и составят компанию бравым солдатам вермахта, — начал играть свою роль я. — Мы уже более месяца лишены приятного женского общества.

Но строгий муж махнул рукой, и жены молча удалились.

Хозяин переставил с пола на стол светильник и пригласил нас отведать принесенного угощения. Блюдо опустело за несколько минут. Фрукты только разожгли аппетит, тем более откуда-то потянуло жареным мясом. Вскоре те же самые женщины принесли большую миску дымящейся баранины, миску с лагманом и несколько лепешек из кукурузной муки. Упрашивать никого из нас не пришлось.

Мы за обе щеки уплетали вкуснейшее мясо молодого барашка и вполуха слушали рассказ хозяина о пропаже его сына. Я помнил, как в прошлом году военкомы мобилизовали местных жителей на строительство оборонительных сооружений. Ретивые чиновники решили перевыполнить план, бойцы НКВД буквально устраивали облавы по аулам, без разбору хватая на улицах не только крепких, работоспособных мужчин, но и стариков, и женщин, и несовершеннолетних.

— Моему сыну было всего пятнадцать, его схватили на улице и в товарном вагоне повезли к линии фронта. Вместе с ним было еще много наших аульчан, было очень тесно, кормили очень плохо. Когда прибыли на место, выяснилось, что такие работники не нужны, а только привлекают внимание немецкой авиации. Вскоре действительно налетели самолеты, многие погибли под бомбами, часть разбежалась. Не знающие русского языка, они с трудом смогли вернуться в Чечню; среди них был мой сосед. А моего мальчика с тех пор я не видел, — скорбно вздохнул чеченец.

— Бату! — окликнул он своего старшего сына. По обычаю вайнахи никогда не называют своего первенца настоящим именем; считается, что это помогает отвести злые пожелания и направить их по ложному пути. В саклю вошел здоровенный малый, что называется, «косая сажень в плечах», я еще подумал, что данная отцом кличка очень подходит ему «бату» означает бычок. По возрасту и по состоянию богатырского здоровья парню сейчас было бы самое место на фронте, но хозяин объяснил, что он и многие другие аульчане откупились от призыва, не желая, чтобы сыновья гибли за власть большевиков.

— Лично я отдал корову. Пусть круторогая служит вместо моего Бату! — шутил чеченец. — И наш военком взял мою корову с благодарностью. А что, начальство всегда любило бакшиш — то есть взятки. А вот приехавших недавно в аул заготовителей мы встретили пулями: отчего я должен отдавать своих баранов для нужд армии оккупантов?

Оккупантами наш хозяин называл русских и не скрывал своего сочувствия абреческому движению. По моим понятиям он был кулаком, так как на его кукурузном поле вместе с ним и его сыном работали наемные батраки. Сам себя он считал просто хорошим хозяином, который не хотел быть в одном колхозе с лодырями и бедняками.

Скрывая свои истинные чувства, я молча уставился в тарелку и сосредоточенно жевал, разговор поддерживали в основном «оберштурмфюрер» Петров и Гюнтер.