Юлия Нестеренко - «Волкодавы» Берии в Чечне. Против Абвера и абреков

— А чем бы питались? Грабили местное население? — усмехается Лев Давидович.

— Зря вы так о нас думаете. Мы солдаты, а не разбойники. Охотились бы, рыбу ловили, в горах грибов-орехов-ягод полно.

— То есть они все продумали. Пауль говорил об этом с такой обескураживающей детской наивностью! Прямо книжка про Тома Сойера, сбежавшего из дома — охотиться, рыбу ловить. Залечь на дно, а где-то в верхних слоях океана пусть бушует шторм войны.

— То есть вам мешают наслаждаться горным отдыхом только оберштурмфюрер и Шамиль? — иронизирует майор. — Ну, так это поправимо! Вы помогаете нам поймать эсэсовцев и бандитов, а потом хоть охотьтесь, хоть грибы собирайте. Совершенно спокойно, ведь никто не сможет сообщить в абвер о вашем дезертирстве.

Мой бедный немецкий друг в полной прострации.

Это что — шутка?!

Вовсе нет. Если он уговорит своих друзей и они сдадут банду, советское командование гарантирует им жизнь и свободу.

— А наши семьи?

— Но откуда гестапо узнает правду?!

— Благодарю тебя, Господи! Это шанс, на который я даже не смел надеяться. Шанс выпутаться из этой кровавой передряги. Причем шанс выпутаться, не роняя своей воинской чести, не предавая Фатерланд. Шмеккер и Шамиль — кровавые маньяки, они по всем божеским и человеческим законам уже трижды заслужили смерть! А бандиты — вообще унтерменши, о них даже думать не стоит. Их цементирует железная воля предводителя, не станет его — полбанды сразу же разбежится по родным аулам, остальных легко переловят.

Ночью нам инсценируют побег. Мое разбитое лицо и окровавленная немецкая форма выглядят предельно живописно и всем своим видом подтверждают историю о пытках в НКВД. Легенда для оберштурмфюрера такова: русские заподозрили Нестеренко в сотрудничестве с абвером из-за старого знакомства со мной. Спасая нас обоих от расстрела, Серега бежит вместе со мной. Старшина должен убедить Шмека, что настроен антисоветски и готов сражаться за Великую Германию.

Сомневаюсь, что это очень правдоподобно, но без няньки меня не отпускают. Не доверяют.

— Задыхаясь от быстрого бега, ломимся через густые заросли боярышника, мокрые колючие ветви хлещут по лицу, сзади постепенно смолкают выстрелы ложной погони — как будто не догнали.

Когда останавливаемся отдышаться, Пауль оборачивается ко мне и просит: «Пожалуйста, не говори никому, что я на расстреле плакал».

— Да что ты! Я, наоборот, скажу, что ты, рванув на груди рубаху, кричал «Хайль Гитлер!».

— Не вздумай!

— Почему?

— Камерады примут меня за идиота.

Поднимаемся все выше в горы и к середине следующего дня доходим до сакли старого чабана. Навстречу выбегает пара здоровенных пастушьих овчарок, но, признав Пауля, начинают дружелюбно махать пушистыми хвостами: видимо, здесь он частый гость.

Седобородый аксакал гостеприимно поит нас чаем с чуреком, его внук-подросток тем временем режет барашка для шашлыка. Конечно, я и раньше знал о лояльном отношении местных к фашистам, но такая идиллия меня коробит.

— У деда сын в банде, — рассказывает мой друг.

Не успело подрумяниться мясо на угольях, как на огонек пришли еще двое.

Судя по описанию, Гюнтер и Крис. Радостно обнимаются с Паулем, хлопают по плечу. Заботливо переодевают его в запасную фуфайку из рюкзака.

Тот рассказывает о своих приключениях в плену у большевиков, но хотя говорит по-немецки, по тону чувствую: приукрашивает и привирает. Он и в детстве умел вдохновенно приврать — этакий юный барон Мюнхгаузен.

Затем из кустов выныривает Алекс — Алешка. Узнав, что я из Грозного, подает мне руку и говорит: «Здорово! Теперь у нас еще хоть один казак в отряде будет. А то я один среди фрицев».

— А как же Кристиан, он же вроде наполовину русский?

— Крис не еврей, чтобы определять нацию по матери, считает себя немцем. Я тоже не русский, а казак. Все мои предки по отцовской линии — терские казаки, мой прадед с генералом Ермоловым Кавказ усмирял, — уточняет свою биографию герр Ростоцкий.

— Дед усмирял, а ты баламутишь, — шучу я.

— Германия баламутит национальные чувства нохчей, чтобы те помогли немцам таскать каштаны из огня, — цинично ухмыляется Алекс. — Только вряд ли Гитлер после победы на Кавказе позволит им создать свое государство.

— Не для того мы кровь здесь проливаем, — вторит ему Димпер. — Кавказ будет наш. Мы тут уже двести лет живем, со времен Екатерины.