Георгий Брянцев: Это было в Праге

— Надо принять решение!

— Резолюцию!

— Пора переходить от слов к делу!

Слова попросила Божена Лукаш.

— Я думаю, не стоит писать резолюцию… — сказал она.

Ее прервали недоумевающие голоса:

— Почему не стоит?

— Как же без резолюции?

Божена попросила выслушать ее до конца.

— На партизанском митинге в апреле сорок шестого года мы приняли новую партизанскую присягу. Некоторые, возможно, уже забыли о ней. Скажу по правде, и я забыла. Но вот недавно советский офицер майор Глушанин, дравшийся с гитлеровцами в горах Брдо, бок о бок со многими из вас, в своем письме попросил прислать ему текст присяги. Мы исполнили его просьбу. А сегодня, слушая Клемента Готвальда, я подумала, что присяга будет лучшей резолюцией нашего собрания. В ней сказано все, что мы, бывшие подпольщики и партизаны, должны сейчас делать. Разрешите мне прочитать текст присяги?

Тишина. Потом возгласы:

— Согласны!

— Правильно!

— Читай, Божена, нашу клятву!..

— Встать! — раздалась повелительная команда Моравы.

Студенты поднялись как один человек.

— «Клянемся самым для нас дорогим, — начала читать взволнованная Божена, — что на всю жизнь останемся верными принципам партизанской традиции и идеалам, за которые мы боролись с целью освобождения Чехословацкой республики и за которые погибли тысячи самых лучших наших товарищей. Так же беспощадно, как мы боролись против немецких оккупантов, их подручных и предателей, будем бороться против всех врагов республики. Теперь и в будущем мы будем стоять в первых рядах борцов против реакции, против остатков нацизма и фашизма. Мы не допустим, чтобы в свободном народном государстве чехов и словаков была допущена какая бы то ни было антинациональная, реакционная идеология. В борьбе за самые высокие идеалы нашего народа мы создали железное единство наших рядов, без которого мы не могли бы с успехом бороться против иностранных оккупантов. Это единство мы будем беречь как зеницу ока и сохраним его навсегда. Будем неустанно и бдительно сторожить единство нашего народа, единство равноправных народов — чехов и словаков. Вместе со всеми патриотами, со всем нашим народом, вместе с нашей новой демократической армией превратим Чехословацкую республику в неприступную крепость, сделаем нашу республику защитницей революционных достижений нашего народа, опорой славянского братства и мира между народами. Будем вечно верны и благодарны нашим геройским советским братьям, которые принесли самые большие жертвы в борьбе за освобождение нашей родины. Клянемся, что будем стоять на страже вечного братства между нашей республикой и СССР. Клянемся все наши силы и способности отдать на дело строительства новой республики. Приложим все наши силы к тому, чтобы успехи национализированной промышленности и хозяйства служили на благо всего народа. Будем образцово трудиться на полях, навсегда освобожденных от иностранных захватчиков и предателей, чтобы наше сельское хозяйство процветало и было неисчерпаемым источником благосостояния всей страны. Мы будем примерными рабочими и крестьянами, неутомимыми физически и духовно тружениками. Раньше мы стояли во главе борьбы против оккупантов, теперь мы будем стоять на страже завоеваний нашей республики. Будем образцово исполнять свои обязанности в нашем послевоенном союзе. Мы останемся верными нашим товарищам, погибшим в борьбе за освобождение нашего народа. Мы торжественно присягаем, что наша жизнь принадлежит нашей прекрасной, свободной родине. Будем самыми верными ее защитниками, такими, какими мы были в самое тяжелое время нашей национальной истории. Клянемся быть в первых рядах строителей новой и лучшей жизни, строителей сильной, счастливой и социально справедливой республики».

В зале стояла тишина, а потом из задних рядов долетел чистый, звучный девичий голос, запевший «Интернационал».

И сотни голосов подхватили его.

Борн не мог не сознавать, что политическая погода меняется, стрелка барометра упорно клонится к красной надписи «Буря». Надо было принимать срочные и самые решительные меры. Нарушая элементарные правила конспирации (которую Борн чтил, как святая святых, с того самого дня, как связал свою судьбу с Управлением стратегических служб), он вел довольно рискованные переговоры по телефону, встречался не только с Крайной, но и с Зенклом, Галой, Рипкой и даже отважился посетить вожака католической паствы, пражского архиепископа Берана. Борн до седьмого пота загонял своего помощника Сойера, чуть не избил секретаря за нерасторопность, достаточно испортил крови Владимиру Крайне. Он грозил, предупреждал, советовал, поощрял, плевал, ругался, даже умолял — и все это не достигало цели. Почва уходила у него из-под ног.