Георгий Брянцев - Это было в Праге

Он снова был во власти темных чувств. Его мучила злоба к Неричу, поработившему Божену; глухое раздражение к ней самой, поступившей с ним так вероломно и несправедливо; негодование к старому Ярославу, который не понял его, не помешал этому браку, вверил судьбу дочери проходимцу Неричу; жалость к самому себе. Ведь он топтал теперь осколки собственного счастья.

Слезы бессилия и ярости душили Антонина. Он сжал голову руками.

Побежать сейчас к Божене? Бросить ей в лицо свое презрение, свою боль? Оскорбить ее и ее мужа? Но что это изменит и чему поможет?

Он стонал, поматывая головой. Значит, смириться, уйти в свою раковину, простить и насмешки, и обман, и хитрости, и подлую измену? Неужели Божена способна на подлость? Как она могла? Или она совсем не любила Антонина? Нет, она могла его полюбить, готова была полюбить. И если бы не этот негодяй, вставший ему поперек дороги… этот дешевый хлыщ, который так красно говорит… Он заговорил и ее, и Ярослава. Да, они спрятались от него, они все сделали тайком. Созвали друзей, а от Антонина спрятались. Растоптали дружбу, потеряли совесть…

Морганек положил руку на его колено и сказал тихо:

— Дорогой мой друг…

Морганек жестоко раскаивался в своей прямоте. Конечно, не так надо было сказать Антонину, не теми словами. Но где их найти, эти умиротворяющие, исцеляющие слова? В лавочке они не продаются, а на утешения Морганек не мастер. Да что за черт! Ведь Антонин не девчонка… Надо с ним по-мужски, наотмашь. И он сказал с усмешкой:

— Прелестная картина: парень точит слезы. Из-за кого? Из-за девчонки. Слов нет, Божена бабенка настоящая, но все же бабенка.

Антонин молчал.

Хмелек еще кружил голову Морганека. По всему телу его ходил веселый ветерок.

— Знаешь, что я тебе скажу, дорогой? Я кривить душой не стану. И порочить Божену в угоду тебе тоже не буду, правильный и верный человек Божена. Очень мне досадно, что получилась такая осечка, обидно за тебя. Чем ты не парень? И, откровенно говоря, не понимаю — что Божене нужно? Но будь мужчиной. Это, браток, прежде всего. Подумаешь, какая вселенная катастрофа! Ведь свет клином не сошелся на Божене. Скажи пожалуйста! Да я тебя познакомлю с такими ангелочками, что ты вознесешься прямо на небеса.

— Довольно дурить, Владислав, — встряхнулся Антонин. — Мне не до этого. Ты должен меня понять.

— Понять, понять, — передразнил Морганек. — Какая загадочная натура! Ничего я не хочу понимать, хоть откровенно скажу, что все отлично понимаю. Я бы на твоем месте, знаешь, что сказал Божене: «Буду счастлив, цвет моей души, когда прочту некролог о смерти твоего незабвенного мужа». А ему еще почище: «До свидания, мой милый друг. До приятной встречи на ваших похоронах, которые, надеюсь, вы не замедлите устроить!»

— Перестань… ради бога, перестань! — взмолился Антонин. — Лучше скажи, кто был на свадьбе.

— Кто был? Я был, Морава. Труска, Скибочка… Да и какая это свадьба — скорее какие-то поминки. Ни песен, ни музыки, ни веселья.

— А какое впечатление произвел на тебя Нерич? — в упор спросил Антонин.

Морганек тряхнул головой.

— Никакого.

— То есть?

— А вот так, никакого. Остался без всякого впечатления. Да ну его к дьяволу, твоего Нерича! Тоже мне центр мироздания! Проводи меня домой… это будет по-христиански.

— Не могу, Владислав. Через час мне на работу.

— А я тоже один не могу. Все крутится перед глазами, точно на карусели сижу.

Морганек преувеличивал. Он не хотел оставлять Антонина одного. Он бы и сам остался у него, но у Антонина не было ни рюмочки.

— Да заночуй у меня, — сказал Антонин.

— Ну да!.. Я же на машине. Какой же ты друг, если отпускаешь меня навстречу коварной смерти! Вот сяду за баранку, да так газану, что чертям тошно станет. А завтра узнаешь, что и костей моих не собрали.

— Ладно, — сдался Антонин и встал. — Поедем. Только машину поведу я. — И подумал: «Оно и лучше… тяжко одному».

— Вот это я люблю! — умилился Морганек. — Понеслись как ветер!

Они поехали не в гараж, а на старую квартиру Морганека. Машину загнали во двор. Антонин уже собирался распрощаться с другом, но тот уговорил его зайти. Оказывается, у Морганека было к Антонину секретное дело.

Первое, что сделал Морганек, войдя в комнату, — достал из тумбочки бутылку коньяку и поставил ее на стол.

— Совершенно лишнее, — запротестовал Антонин. — Я пить не буду, а тебе вполне достаточно и того, что ты выпил.

— Это как сказать, — возразил Морганек, ставя на стол брынзу и соленые помидоры. — Ты у меня только попробуй не выпить.