Мкртич Саркисян - Сержант Каро

— Кое-что слышал.

— А он за нас воевал? — искоса взглядывает он на меня.

— Не знаю.

— Если не знаешь, значит — за нас. Мы наших недругов хорошо знаем.

— Ты об Андронике рассказать хотел…

— Покойный мой отец рассказывал, что Андроника пуля не брала. Пленные турки уверяли, что каждый раз, когда они прицеливались в генерала, над самой его головой появлялась богородица армян. И та богородица заслоняла его крылом, а он носился возле армянских позиций на белом своем коне, и пули были ему нипочем. А как-то раз один из наших солдат решил уподобиться Андронику — вышел из траншеи и стал ходить взад-вперед на виду у турок. Однако бедняга тут же был убит. Увидев это, подошел генерал к нему, потупился и сказал: «Эх, сынок, а ты хотел Андроником стать…» Так было дело.

— А ты походишь на Андроника, Каро.

— Нет, нет, ты это брось… Мне ой как далеко до Андроника! Его бог берег.

— Ты в бога веришь, сержант?

— Этого недоставало! Я еще не спятил. — И оживившись: — Прикажут — приведу и его — как языка. Ей-богу, привел бы.

Ай да сержант Каро!

— Какое у тебя образование? — спрашиваю.

— Не ахти какое, ликпункт кончал. Да ничего, хватает и этого, чтоб не теряться, когда тебе разные вопросы задают, и чтоб жене моей, Назик, письма писать.

Недавно я сочинил стихи и послал их домой с просьбой передать редактору нашей районной газеты. Мне хочется прочитать эти стихи сержанту и послушать его критику.

— Вот, — говорю я Каро, — это мое сочинение, собственное, — и достаю из кармана лист исписанной бумаги.

Каро слушает мое сочинение с неподдельным интересом, беспрерывно моргает от волнения глазами и, когда я кончаю читать, спрашивает:

— Скажи, земляк, правда, что это твое собственное?

— А зачем мне обманывать тебя?

— Ты, как я погляжу, добрый человек, дай мне это стихотворение, перепишу и пошлю Назик.

— Возьми, пожалуйста, — говорю я, обрадованный его просьбой.

Строчку за строчкой диктую сержанту стихи. Громко повторяя каждое слово, он записывает их в свою тетрадку. Воодушевлен, сияет.

— Прочтет — повеселеет, — думает вслух Каро, засунув тетрадку в карман. — Жалко мне Назик, трудится без отдыха и слаба здоровьем… Эх, с тобой мне вроде и легче становится и в то же время еще тяжелее… Я что хочешь могу перенести, кроме тоски сердечной. Тоска любой боли больнее.

Потом мы долго молчим. Из-за леса поднимается разгорающееся солнце. Уже идет перестрелка. Одиночные выстрелы сменяются залпами. Каро погружен в свои мысли, ничего не замечает и не слышит.

— Раз ты пишешь такие вещи, значит, ты большой человек… — наконец прерывает молчание Каро.

— Пустое это, — отвечаю.

— Не пустое. Если ты пишешь стихотворения, то незачем было отправлять тебя на фронт. Разве ты меньше колхозного счетовода значишь?..

Мы не наступаем, не наступают и немцы. По всему видно, что сегодня серьезных операций не будет. Лишь время от времени здесь и там взрываются снаряды и нет-нет да проносятся с визгом меткие пули затаившихся в своих укрытиях снайперов. Каро вдруг оживляется:

— Так и будем сидеть сложа руки?

— А что делать, Каро?

— Да хотя бы давай этого сукина сына проучим.

— Это кого же?

— Вон снайпера, что чуть было не укокошил меня, когда я под утро пробирался к тебе. Он тут где-то.

— Снайперская винтовка нужна.

— Из снайперской и ребенок застрелит. Ты, дорогой мой, дай мне обыкновенную винтовочку.

— Сергей, — обращаюсь я к ординарцу, — найди винтовку.

— Автомат?

— Нет, винтовку.

Через несколько минут Сергей приносит из соседнего окопа винтовку и протягивает ее сержанту. Он разглядывает ее, смотрит в дуло. Потом, довольный, вскидывает голову:

— Порядок!

С трудом подбирая и выговаривая русские слова, сержант инструктирует Сергея, и они приступают к делу. Сержант отходит в сторону, к правому краю окопа, и делает Сергею знак рукой. Тот медленно поднимает насаженную на дуло винтовки каску. Едва каска показывается над окопом, как раздается выстрел.

— Тьфу, мать твою за ногу! — возмущается Сергей.

— Попал? — кричит Каро.

— Прямо в звездочку попал, каску мою, подлец, продырявил.

— Подними ее еще раз, — командует Каро.

Эта игра в кошки-мышки с немецким снайпером продолжается довольно долго. И вдруг сержант вскрикивает от радости:

— Ошибка сделал, дурак он, трассирующий пуля выпускал… Теперь, братишка, мы его в братский могила пошлем, вот увидишь. — И обращается ко мне — уже по-армянски: — Смотри и ты, дорогой лейтенант, смотри, как твой земляк этого гитлеровца в расход спишет.