Мкртич Саркисян - Сержант Каро

Осколками вырвало крест на надгробии подполковника Грицая и побило стволы ив. Смотреть больно.

— Из этой войны без великих жертв не выйти. Всей страной воевать будем… И эта, ваше благородие подполковник Харитонов, Отечественная… Не посрамим!..

Война продолжала прокладывать себе путь на восток. Пришла и остановилась на подступах к городу. Подобралась к кладбищу.

В трех километрах восточнее, на склонах холма, заняли позиции наши. День и ночь шло к ним подкрепление. Оборонительный рубеж. Орудия и минометы маскировались под кронами кладбищенских дерев и в окружающем их кустарнике. В доме Михаила разместился штаб дивизии. Тянули телефонные провода. Проворные связисты сбились с ног от усталости.

Начальник политотдела обнял Михаила.

— Вот и встретились, Миша!..

— Василий! Ты?!

— Оставаться тебе здесь не следует, бои будут жаркие… Город мы легко не отдадим…

— Город нельзя сдавать, Василий!..

— Попробуем… — улыбнулся Василий. — Сделаем все возможное, Миша…

Михаил понял, что Василий не хочет огорчать его.

— А надо невозможное!

— Шел бы ты в город, Миша… Здесь будет пекло.

— Не стоит. Я вам тут пригожусь…

— Думаю, без тебя мы не пострадаем, иди, Миша…

— И со мной не пострадаете… И он остался.

Утром следующего дня два часа шла артподготовка. Бомбежке и обстрелу подверглись не только позиции наших войск, но и город, и все ведущие к нему дороги. Немецкие танки, а под их прикрытием и пехота, пошли в атаку, С кладбищенского пригорка отчетливо просматривался фронт — бурлящий и клокочущий. Огнем, натиском брал враг. На носилках принесли тяжело раненного в грудь начштаба. Ждали наступления темноты, чтобы перебросить в городскую больницу. Не протянул и часа, скончался. Похоронили под стеной дома Кузиков. От тени ив и ему перепала малость. К полудню стало ясно, что атака немцев захлебнулась. Михаил ликовал.

— Видел, Василий? Нет, ты видел, как они спину показали?!

Но хмур был Василий. Мрачнел.

— Потери большие: не продержаться нам…

Ночью к переднему краю подтянулись новые подразделения. Враг не прекращал атак и на третий день прорвал фронт. Теперь он угрожал штабу дивизии и тылу.

— Штаб надо срочно перевести в город!..

Только выполнить приказ командира дивизии не было уже никакой возможности. Фашистские автоматчики показались на подступах к кладбищу. С передовой была срочно переброшена рота — защищать штаб. Схватка кончилась быстро. Когда Михаил достиг ворот кладбища, рота была уничтожена. Пуля в висок сразила Василия. Наповал.

Михаил бросился к смолкшему пулемету. Лент было достаточно, требовался кто-то, чтобы стрелять. Позади был город, позади были четыре могилы, четыре ивы и одна дорогая фотография. Позади была вся его жизнь, рядом — солдаты и Василий, уснувшие навечно.

«Дорога на кладбище пусть этим собакам кладбищем и станет, — решил он, — человек обязан защищать и колыбели, и могилы. В колыбелях растет будущее, в могилах святыней покоится прошлое…»

Рукой бывалого солдата продел ленту и затаился, стал ждать. Серо-зеленая цепь поднялась, качнулась вперед. Сопротивления не ждали.

Пулемет запел. Он стрелял до появления самоходки.

Михаил видел, как валятся темные силуэты. Понял, что скоро и ему конец, но не кончились еще патроны. «Хорошо ли ты жил, плохо, кто знает? Но смерть твоя будет достойна человека, Михаил Васильевич!..»

Снаряд застрял в кладбищенской стене. На Михаила посыпался битый кирпич. Обожгло ухо. Он был ранен, но огня не прекращал.

«И что они так яростно защищают покойников?.. Что у них там, на этом кладбище?» — бесновались немцы.

Откуда им было знать об улыбчивой фотографии на стене, об этих дремлющих под сенью ив холмиках, о растущих в городе детях, чей образ и тоска по которым жили под веками кладбищенского сторожа…

Второй снаряд разорвался ближе. Осколками разбило правую руку и задело голову. Стрелять Михаил уже не мог. Усилием воли он заставил себя подняться… Даже сделал два шага навстречу смерти…

Увидев окровавленного старика, фашисты приняли его за воскресшего из мертвых: страшен и ужасающ был его вид…

Михаил упал.

Через два часа наши части отбросили противника и заставили окопаться.

Старика похоронили под стеной. В кармане нашли паспорт. Насадили на сломанный штык дощечку -

«МИХАИЛ ВАСИЛЬЕВИЧ КУЗИК».

На второй день ветер сорвал ее. Остался один холмик.