Богдан Сушинский - Путь воина

– Да, они присягали, Барабаш! – привстал в стременах Ганжа. – Но тому королю, который сам присягал на верность народу, клянясь, что будет охранять свободу украинских людей, оберегать степные границы Украины от басурман! Так неужто вы считаете, что он свою клятву сдержал?!

– Нет, не сдержал! – прозвучало в ответ после небольшой заминки.

– И сдерживать не собирался!

– В таком случае слушайте меня, драгуны! Ваш полковник Кричевский приближается сюда вместе с самим гетманом Хмельницким. Польское войско Стефана Потоцкого, которому вы спешили на помощь, давно окружено казачьей армией и утром будет разбито. Полковник Кривонос так держит ляхов взаперти, что им уже не вырваться.

Одна пуля сорвала с Ганжи овечью шапку, другая расколола ствол не «дошедшей» до берега молодой ивы. Но именно эти выстрелы, прогремевшие со стороны свиты гетмана Барабаша, окончательно вывели драгун из состояния полуночной дремы и вынудили взяться за оружие.

Часть прусских драгун метнулась в степь, но была перехвачена конными казаками Ганжи; часть – к лодкам, но реестровики помешали ей стащить лодки на воду и в короткой схватке изрубили всех наемников.

Поняв, что это уже не просто недовольство, а настоящий бунт, и что лагерь полковника Кричевского оцеплен казаками Хмельницкого, полковник Барабаш с остатками свиты тоже поспешил назад, к своим челнам. Но путь к реке преградил отряд украинских драгун во главе с сотником Джалалией.

– Уж не скрыться ли ты собрался, гетман?! – прибегнул сотник к элементарной хитрости. – А что делать нам? У восставших конница, а мы все еще пешие.

– Подтягивайте сюда лодки! – поддержали его верные Барабашу офицеры, не разобравшись, в чем дело. – Становитесь между ними! Нужно создать лагерь.

– Казаков немного!

– С нами прусские наемники! Они остались верными королю!

Пытаясь стянуть лодки в полукруг, который упирался в пологий болотистый берег, Барабаш еще не знал главного: что Джалалия всего лишь выигрывает время. Он и преданные ему казаки уже сделали свой выбор и теперь ждут подхода взбунтовавшихся драгун Кричевского.

Прозрение к нему пришло лишь тогда, когда на окраинах его ночного лагеря появились десятки вооруженных всадников, сразу же окруживших все расставленные по берегу шатры, а по берегу словно вышедшая из реки волна покатились возгласы:

– Конница Хмельницкого!

– Прибыл сам гетман!

– Хмельницкий здесь, он будет говорить с нами!

– Кому обрадовались, идиоты?! – пытался сбить эту волну Барабаш, но его уже никто не слушал.

Мало того, он видел, как из предрассветной, освещенной угасающей луной синевы выползают челны, в которых, как потом оказалось, сидели драгуны Кричевского, настроенные на то, чтобы не дать ему возможности отойти от берега. И как под звон клинков, доносившийся из лагеря наемников, свита его начала подозрительно быстро редеть.

С несколькими своими офицерами и ординарцами Барабаш все же сумел пробиться к воде и даже затащить один из крупных челнов на мелководье, но тотчас же был вновь блокирован забредшими в реку драгунами Джалалии.

– Прекратите бой! Я сдаюсь! – крикнул он, поняв, что число его сподвижников дошло до тех двенадцати растерянных воинов, что все еще жались к бортам лодки, на корме которой он стоял. – Где Хмельницкий?! Я готов вступить с ним в переговоры!

– А с нами вступать в переговоры не желаешь?! – язвительно поинтересовался Джалалия.

– С тобой, предатель, нет! – мужественно ответил Барабаш, зная свирепую лють этого татарина-выкреста. Рослый, костлявый, опутанный толстыми набрякшими венами словно почерневшими канатами, Джалалия одним видом своим наводил ужас не только на врагов, но и на казаков собственной сотни. Храбрость этого азиата уступала только его коварству и жестокости. Но что поделаешь, если именно эти качества больше всего и ценились казаками в бою. – Где Хмельницкий? Я желаю говорить с ним как гетман с гетманом!

И Хмельницкий действительно появился. В окружении целой сотни конных казаков и пеших драгун. Без боя, одной массой своего отряда он оттеснил уцелевших наемников к мысу, у которого все еще на что-то надеялся несостоявшийся гетман, войсковой есаул реестрового казачьего войска [21] . Однако приближаться к Барабашу и вступать с ним в переговоры командующий восставших не желал. И не только из-за пренебрежительного высокомерия, которое по отношению к основному своему сопернику за булаву – Б?арабашу – всегда и везде проявлялось у него с убийственной откровенностью.